Посмотрите, сколько общих черт обнаруживается у славянских и кельтских племен:
1. Гиперборейцев, венетов, невров и антов принимали различные авторы за славян и за кельтов, не говоря уже об их культурной близости и преемственности. Во многом путаница, созданная античными авторами, вызвана их достаточно презрительным отношением к варварам. К тому же, имея дело с высшей прослойкой племен Центральной Европы, где тон задавали кельты и германцы, именно они и были главными информаторами тех же римлян, те же славянские племена приписывались к одному из этих двух народов, тем более, что сами кельты не были этнически единым народом.
2. Принимая во внимание тот факт, что становление славянского этноса происходило на территории Повисленья не только при огромном культурном влиянии кельтов, о чем говорит изучение пшеворской археологической культуры, но и имело место возможно значительное этническое «вливание» кельтов в праславянскую среду, можно говорить о том, что собственно славянские племена, известные уже под этим именем византийским, арабским и западноевропейски источникам, представляли собой смесь кельтских и праславянских племен (возможно, венетов, которые уже достаточно давно входили в ту общность, которую мы сегодня называем кельтской цивилизацией). Более того, не исключена возможность, что славянские племена под именем венетов, андов, лугиев и, возможно, под другими именами изначально входили в разноэтничный состав кельтского сообщества. Не вызывает сомнения общий антропологический тип обоих племен, тем более, что у антропологов существует особый «кельтско-славянский» тип строения черепа. И кельтов, и славян связывает немало характерных черт чисто человеческих: добродушие, традиционное гостеприимство, бесстрашие в бою, любовь к танцам и музыке, отношение к власти и религии. И тех, и других считали самыми жестокими народами Европы. Не вдаваясь в морально-этические оценки, позволим лишь заметить, что во многом жестокость кельтов и славян была вызвана религиозно-мистическими представлениями о мире, где четкое разграничение людей на «своих», то есть живущих в реальном мире, и «чужих», то есть представителей потустороннего мира, давало повод смотреть на людей других племен как на своеобразную «нежить», с которой можно особенно не церемониться.
3. Представления о происхождении мира и человека у кельтов и славян не просто похожи, но имеют глубокие индоевропейские корни, что позволяет говорить о необыкновенно архаичных представлениях этих народов даже в I тыс. н. э. Немало схожих черт имеют многие обычаи и обряды этих двух народов, в частности, похоронный обряд, и именно от кельтов в славянскую среду пришел обычай сгибать мечи погребенных воинов и ломать или сгибать оружие. Жертвоприношения, приносимые различным богам, практически не отличаются как по их систематизации (бескровные жертвы, кровавые и растительные), так и по обрядовой стороне, не говоря уже о повторении акта творения мира при расчленении жертвы.
4. Летописные волохи — это кельты, именем которых стали называть русских языческих жрецов волхвами (а скорее всего именно кельты, вернее их жрецы-друиды и были первыми русскими волхвами, также как, впоследствии, греки были первыми православными священниками на Руси).
И у славян, и у кельтов власть жрецов была главенствующей. Только после принятия христианства ситуация изменилась у обоих народов, и светская власть стала стоять выше духовной власти.
Таким образом, факел древней кельтской культуры был передан друидами в надежные руки волхвов.
5. Кельты, переняв строительство языческих храмов у римлян, передали эти традиции славянам. Это относится и к строительству оборонительных сооружений. В крепостном строительстве славян использованы те же принципы и те же технологические приемы, что и у кельтов.
6. Языческие пантеоны кельтов и славян близки. Близки были и отношения к особо почитаемым природным объектам: деревья, рощи, леса, родники, ручьи, реки, холмы, горы, камни. Очень близка сакральная, особенно солярная символика, имеющая общие индоевропейские корни.
7. Кельты, будучи лучшими кузнецами и литейщиками Европы, передали славянам знания и в этой отрасли, сделав их основными поставщиками железных изделий в Центральной Европе. Все кузнечные и литейные технологические приемы славян имеют корни в кельтском мире.
8. Кельтские традиции в декоративно-прикладном и ювелирном искусстве нашли свое отражение в славянских традициях, особенно на севере Древней Руси, которая, судя по всему, до позднего средневековья не теряла связей с остатками могучего прежде кельтского мира. Поражает близость русских и кельтских традиций в изготовлении книжных миниатюр, хотя, если вспомнить о версии, что первую славянскую письменность, глаголицу, изобрел ирландский монах, то эта общность традиций становится более понятной.
9. Помимо взаимовлияния в языческий период, кельты оказали большое влияние на славянские страны во времена становления и распространения христианства, более того, заложили основы византийского и, впоследствии, русского православия.
Из всего вышесказанного закономерно вытекает, что раннесредневековые славяне во многом прямые потомки кельтов и не только наследники, но и носители кельтских традиций и кельтской культуры. Сам феномен кельтской цивилизации, как, впоследствии и славянской, в ее полиэтничности и в превосходстве духовных ценностей над мирскими.

А вот мнение Андрея Никитина, который пишет:
"Казалось, кельтов нет только в Восточной Европе. Историческая традиция отдавала эту часть света неким “финно-угорским племенам”, обитавшим здесь якобы с изначальной древности и вплоть до славянской колонизации в Х—XI веках. То был один из основополагающих мифов, которые родились как бы сами собой, на пустом месте, укоренились, пустили множество побегов, и уже к этим побегам археологи и историки начали деловито прививать развесистые ветви своих теорий, памятуя, что собственное древо вырастить трудно, а уже имеющееся — “во благо”...
А вот блага-то не получилось.
По мере того как ширились раскопки, взгляд археолога проникал во все большую древность. Он пытался понять взаимосвязи сменявших друг друга археологических культур, их преемственность или, наоборот, обособленность, пути движения, развитие хозяйства, мировоззрение, и все чаще ему в голову приходила мысль, что задолго до появления на этой территории первых славянских княжеств здесь жили народы, принадлежавшие европейскому кругу культур.
Сначала исключение сделали для так называемых “культур боевых топоров” с их характерными могильниками и сверлеными каменными топорами, сходными с тем, каким был вооружен скандинавский Тор. Потом такое же допущение пришлось сделать для родственных им племен, обитавших в южнорусских степях и в лесостепи. Как говорится, “масла в огонь” подлили лингвисты, которые обнаружили на всей этой территории, особенно же в лесной зоне, мощные “пласты” балтских топонимов и гидронимов. Дальше — больше, и, в конце концов, пришлось признать, что в Восточной Европе, за исключением таежной зоны, племена финно-угорской группы языков появляются очень поздно. К берегам Балтики они выходят не раньше конца I тысячелетия до нашей эры, в более южных районах останавливаются на левом берегу Волги, и только по Оке да в районе Саратова и Пензы им удается несколько вклиниться в древний и монолитный массив индоевропейцев.
Если лингвисты свои доказательства, в которых можно было и усомниться, извлекали из живого языка, из ныне живущих имен и названий, то их выводы и построения подтверждали археологи. Они извлекали из земли черепки, металлические изделия, работы древних ремесленников, неопровержимо доказывавшие, что ни о каком финно-угорском населении здесь не может быть и речи. Балтийское — да, среднеевропейское — да. Даже влияние римское. Но где здесь финно-угры?"

С.В. Цветков в своей книге "Кельты и славяне" пишет:
"... маршрут миграции славян в северно-русские земли — из Повисленья через среднее течение Немана и бассейн Нериса—Вилии — независимо от археологов ранее реконструировался немецким лингвистом Ю. Удольфом по данным топонимики — географическим названиям со славянскими основами ves, роnок, коrк, rucej, gar, dor, derevnija». Таким образом, факел кельтской культуры был перенесен в места, получившие впоследствии название «Русь».
«Археологи ГДР видели на территории, примерно совпадающей с областью, занятой лютичами, явные следы кельтской культуры, проявлявшейся в верованиях и керамике, хорошо известной на северо-западе Руси».
А. Г. Кузьмин, проанализировав источники, связанные с ругами и руссами, определяет их местонахождения во Франции, и в Паннонии, и в Маравии, и на Дунае, и на Балтийском море и связывает их с кельтами.
Лугии, ругии, руяне, рутены, росы, русы — имена одного народа, корни которого имеют кельтское происхождение. И путь попадания этого этнонима на территорию Древней Руси вполне очевиден — с берегов Балтийского моря, с острова Рюген (Руяна) сакрального центра всего славянского мира, где жрец стоял выше князя, где кельтские традиции сохранились вплоть до XII в., до самого разгрома и разграбления этого острова датчанами, до обращения руян в христианство.
Любопытно, что в Австрии, в древние времена, встречается неизвестная в других германских землях денежная единица «скоти», которая сопоставляется с известным на Руси обозначением вообще денег как «скот». «Существенно, что на германской почве автор решения вопроса (имеется в виду А. В. Назаренко. — С. Ц.) не видит (имеются в виду германские scattr, scattetc). Но вне поля зрения опять-таки остаются кельтские параллели. А они дают полное соответствие и австрийскому и русскому: scoti, scot. Параллель находится и для древнерусского обозначения мехов и серебряных монет "куна": галльские монеты в Паннонии назывались cunos. Норик долго был и одним из основных центров чеканки кельтских монет».
Вот такие мосты длиной в тысячелетие! Сохранение таких мостов возможно лишь тогда, когда традиции и связи имеют еще более длительную совместную историю. К сожалению, многие, традиционно устоявшиеся мнения ряда историков по поводу возникновения и развития древнерусского государства, мешают увидеть преобладающее влияние кельтской культуры в этом вопросе. Тем более, что скандинавская культура сама вторична по отношению к кельтской. Наиболее яркие всплески скандинавских достижений приходятся на IХ-Х вв., то есть на конец эпохи викингов, то есть на времена, когда они столкнулись с кельтской культурой после завоевания Ирландии, набегов и основания поселений в Британии и Бретани.

Последние данные археологии, обобщенные И. П. Русановой, показывают: "Жертвенные ямы-колодцы на лужицких городищах полностью соответствуют священным колодцам кельтов, хотя последние иногда достигали глубины 20-55 м. И лужицкие, и кельтские колодцы использовались многократно долгое время, в их слоистом заполнении содержатся расчлененные тела людей и животных, черепа и кости ног — жертвы забрасывались чистой глиной и камнями». Интересны и схожи с кельтскими города-святилища, самым известным и таинственным из которых в Польше является памятник на горе Шленжа , занимающий самую высокую вершину Силезской возвышенности. «Городище особенно знаменито благодаря каменным скульптурам, стоящим у подножья, по северному склону и на вершине горы — изображение кабана, медведя, фигуры с рыбой, монаха, "сфинкса", гриба, кегли. На многих фигурах на скалах прочерчены косые кресты в виде буквы "X"».
Русанова считает, что и эти скульптуры имеют кельтское происхождение. Интересно, что наверху, у входа на городище найдены обломки кельтской посуды, но здесь же есть и праславянская и лужицкая керамика. Возникшая в конце периода гальштата в начале латена, практически непрерывно использовалась в культовых целях вплоть до воцарения здесь славян.
По сообщению Титмара Мерзенбургского, в начале XI в. гора Шленжа пользовалась у жителей особым почетом из-за своей величины и назначения, на ней отправляли «проклятые, поганые обряды». Подобная преемственность традиций существовала и в других местах.«Вероятно, традиция таких культовых мест на горах возобновилась у славян в 1Х-Х вв., когда в таких местах возникли настоящие святилища. Славянское святилище находилось на лысой горе в Свентокжинских горах, каменные валы которого были нанесены еще в гальштатское время.
Подобные святилища с каменными валами, построенными в раннем железном веке, расположены на каменистых холмах в Медоборах на реке Збруч».
Круглые святилища, окруженные рвом или каменными холмами, имели распространение и у кельтов еще в гальштатское время.
«Круглые площадки с ровиками были распространены на всех славянских землях (Микульчины в Чехии, Брадовин и Зааринген в Германии, Ходосовичи в Белоруссии, Пермь и Псков в России). У славян такие сооружения являлись первыми капищами — местами, где стояли идолы. В дальнейшем капища другой конструкции сохраняли такую же круглую форму, единую на всех славянских святилищах».

"Изобразительное искусство кельтов свидетельствует о распространении у них культа отсеченной головы. О существовании такого культа сообщали и письменные источники, из которых следует, что кельты делали чаши из черепов убитых врагов. Молодой кельт, чтобы попасть в сословие всадников, должен был убить врага, его череп прикрепить к седлу, а затем хранить его дома, или в месте, посвещенном культу мертвых."

Гидронимы и топонимы с корнем рос \ рус известны не только в районе среднего Днепра, но на гораздо более обширной территории Восточной и Центральной Европы от Балтийского моря до Карпатских и Кавказских гор включительно, например: реки Россава и Рось в Западной Белоруссии; озеро Рось - в Северо-Восточной Польше; селение Россоны - возле Полоцка и одноименная с ним речка Россонь - в бывшей Ижорской земле; город и река Русса - приток Немана; река Порусье - приток Полистьи; Русна - восточный рукав Немана и окружающие ее населенные пункты: Русса, Русснейтен, Варусс, Россентен, Россиене; реки Оскол-Рось и Руса (бассейн Семи), Роська - бассейна Днепра на границе бывшей Киевской земли. Населенные пункты Паджо-Руско, Руссеи историческая Перусса (город на Фламиниевой дороге, от этнического имени пирусков Лигурийского племени) и Русциана - в Италии; город Русильон - в Пиренеях; берег под названием Западный Росс - в Шотландии; Роскиль и Росдорф - в Дании и, наконец, самое главное, целое гнездо из 76 названий (!) в Карпатах, и в их числе 10 рек: Русс - правый приток Чешской Моравы; Рося - правые притоки Черного Кереша, Мароша, Шила; Рускава (приток Вишеу); Русо, Рось, Рускица, Ороз (Orosz), Реусбах (в Трансильвании) и др(И. П. Филевич. (История Древней Руси. Варшава, 1896, стр. 173, 189). Касаясь этимологии термина рось, русский дореволюционный исследователь С. Гедеонов полагал, что он связан с понятиями «вода, река» (ср. в кельтском rus, ros - «озеро»), откуда имя славянского речного божества русалка, а также ручей, русый (по цвету воды), русло и сама русь как отголосок языческого времени, сохранившегося в эпитетах «Святая Русь» или «Святорусская земля», например в посланиях Андрея Курбского.

Игорь. Норманнисты считают что это славянская передача имени Ингвар. Заманчивый вариант, тем более что в «Саге о Стурлауге трудолюбивом» Игорь, по-видимому, так и назван. Однако, рассмотрим как передавали имя Игоря его современники. Константин Багрянородный даёт вариант Ингор, Лиутпранд Кремонский - Ингер. Авторы друг от друга независимы. Так что можно не сомневаться, что это имя в то время звучало хоть и с «н», но без «в». То есть Ингорь. Следовательно, если и считать его скандинавским заимствованием, то произошло это задолго до X века, к которому это имя значительный период времени бытовало в негерманской среде, в результате чего и произошло выпадение «в». Но куда более обоснованной выглядит опять-таки кельтская параллель, которая искажений вообще не требует. Известно кельтское имя Ингер, или Ингар.

Брокгауз и Ефрон уверяют нас, что волохами древние славяне называли итальянцев. БСЭ вообще обходит волохов своим вниманием и упоминает их лишь мельком в этногенезе современных румын. Наконец, лингвисты докопались, что древнерусское волохъ происходит от германского Walch / Welch [вальх / вельх], как германцы называли кельтов. Правда, у тех же древних германцев Walhôland — еще и Италия, но это не удивительно, ведь весь север Апеннинского полуострова с IV по I века до н.э. был оккупирован кельтами и звался у римлян Цизальпинской Галлией.
Итак, на роль летописных волохов претендуют сразу:
а) итальянцы, в «древнем» варианте — римляне;
б) румыны или, для указанного времени, их предшественники гето-даки;
в) какие-то кельты.

Так кто же все-таки напал на дунайских славян? Кто внедрился в их ряды и потом так притеснил, что несчастные норики (как тут не перефразировать шекспировского Гамлета: «Бедный Норик!»?) улепетнули с Дуная на Вислу, а чтобы проклятые волохи не догнали и не добавили, на всякий случай еще и переименовались в ляхов? Интрига вопроса в том, что в разные периоды истории иллирийское среднее Подунавье в районе Норика захватывали или могли захватить и кельты, и гето-даки, и римляне.
Рейнские кельты были первыми достоверно известными в истории Европы захватчиками территории современной Австрии. Именно они на рубеже V-IV веков до н.э., еще в самом начале «великой кельтской экспансии», основали на Дунае город Виндобону, которая со временем превратилась в столицу Австрии Вену.
Предполагаемые предки румын имели некую возможность напасть на среднее Подунавье в I веке до н.э. при гето-дакском вожде Буребисте. Примерно в это же время существовало иллирийское царство Норик. В принципе возможно допустить, что Буребиста, славившийся смелыми рейдами в Македонию и Иллирию, устраивал набеги и на Норик. Но в любом случае у гето-даков не было времени поселиться среди нориков и притеснять их; для этого правление Буребисты было слишком коротким, а его военная активность в конечном счете только спровоцировала начало покорения римлянами Дакии и всего Подунавья, включая Норик.
Римляне завоевали Норик где-то на рубеже эр, вполне возможно, вследствие войны против Буребисты. Не сохранилось никаких исторических свидетельств притеснений римлянами завоеванных нориков, равно как и археологических следов бегства жителей Норика того времени на Вислу. Наоборот. На рубеже эр уже четко обозначаются археологические векторы массового расселения древних германских племен с севера центральной Европы, в частности с Вислы, на юг и юго-восток, куда вслед за бастарнами и скирами устремляются сначала лугии и вандалы, а затем готы и гепиды.
Но самое главное, все три перечисленных случая не должны иметь никакого отношения к истории славян согласно господствующей среди ученых, историков и археологов, точки зрения, что говорить о славянах до V века н.э. вообще не имеет смысла. Поэтому давайте посмотрим, кто нападал на Норик в районе V века и после.
Именно с V века в Европе начинается долгая круговерть «переселения народов». В 408 году н.э. Норик захватывают вестготы, через год — остготы. Думаю, без притеснений и немалых тут не обошлось. Вслед за готами по Норику прошлись лангобарды. Заметной германизации подверглись не только Трансальпинская Галлия, но почти вся Италия. Но немцев наши летописи отличают с достаточно древних времен (можно вернуться на закладку Потомство Иафета), и не видно причин, с чего бы автору «Повести» обзывать немцев волохами.
В VI-VII веках до Норика добираются авары. Но нехороших аваров, злостно притеснявших дулебов, «Повесть» знает, именует обрами и вряд ли путает с волохами.
А затем набирает силу «славянский реванш». Считается, что в VII-IX веках славяне заселяют основные территории современного обитания. Так что если в это время кто-то кого-то и притеснял в Норике, то славяне могли быть только притеснителями, а не притесняемыми. В VII веке возникает государство Само — первое в истории славянское государственное образование (если, конечно, не считать славянским государством царство Норик I века до н.э.). В IX веке преемницей Само становится Великая Моравия, где появляется первая оригинальная славянская письменность.
Правда, славянская экспансия охватила лишь три стороны света. На западе она уперлась в непреодолимую преграду — мощь государства франков. И сила одолела силу. С VIII века как раз захватом Норика начинается медленная, но неуклонная подвижка на восток границы между германским и славянским мирами. В результате на рубеже IX-X веков Великая Моравия подвергается иноземным вторжениям сразу с двух сторон. «Ползучую интервенцию» Восточнофранкского королевства, будущей Германии, останавливают наводняющие Среднедунайскую равнину венгры. Но немцев на роль волохов мы уже успели отмести, а обзывать волохами хорошо ему известных венгров у автора «Повести» тоже оснований не видно.
И что же в итоге? А ничего! Ни один известный нам исторический факт не может быть поставлен в соответствие этой маленькой цитате. Тупик.

Некоторую надежду нам дарит академик О. Трубачев, предлагающий в недавно вышедшей книге «Этногнез и культура древних славян» свое решение этой проблемы.. Если же вкратце, Трубачев склоняется к тому, что волохами «Повести» были все-таки древние кельты, а их нападение на дунайских славян имело место в Норике во время «великой кельтской экспансии». Правда, в этом случае надо не только допустить, что славяне существовали уже в середине I тысячелетия до н.э., причем именно на Дунае, но и что до автора «Повести» об этом дошла вполне определенная информация. Могу лишь констатировать последовательную позицию автора «Повести» в отношении волохов, которую он еще раз подтверждает позже, под 898 годом:
§ «В год 898. ...Сидели ведь тут [за Карпатскими горами, то есть в теперешней Венгрии] прежде славяне, а затем Славянскую землю захватили волохи. А после угры [венгры] прогнали волохов, унаследовали ту землю и поселились со славянами, покорив их себе; и с тех пор прозвалась земля Угорской».
Если следовать Трубачеву, то получается весьма занимательная картинка. Во-первых, славяне «сидели» в Норике минимум с середины первого тысячелетия до Рождества Христова. Во-вторых, следуя Трубачеву, слово «после» в этой цитате следует понимать как ни много, ни мало через тысячу триста лет, имея в виду время, прошедшее между захватами Норика кельтами (рубеж V-IV веков до н.э) и Паннонии венграми (рубеж IX-X веков н.э).
Если в том, что говорит «Повесть», есть хоть капля правды, то вторжение волохов в Норик и Паннонию могло произойти и каким-то чудом осталось совершенно не замеченным историей и археологией, где-то в VI-VIII веках. Такой серьезный «прокол» историков и археологов странен, но в принципе возможен. Мне кажется, в пользу его возможности находится один неожиданный косвенный аргумент, о котором мы поговорим в ИЗМЫШЛЕНИЯХ. А пока нам придется отложить загадку нападения таинственных дунайских волохов на загадочных дунайских славян.
В нач. 11-го века никаких кельтов в Европе уже не осталось. По аналогии с тем, как кельтским именем "венеты" в Средние века стали называть полабских славян, предполагаем, что этноним перешел к какому-то славянскому народу (кто еще в это время мог жить на Дунае?). Теперь, если эта Фортуна с рогом изобилия - Макошь (а кто, если не Она?), то о каком "финском происхождении" божества может идти речь?)
Это, кстати, не принимая во внимание сообщение Гальковского о культе Макоши у чехов (Н.М. Гальковский - Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси).))

Предание об острове яблок. Из саг известно о вере кельтов в существование в океане, на западе, “островов блаженных”, представляющих собой потусторонний мир, именуемый Аваллон. [Abal (ирл.), afal (валл.) - ‘яблоко’. Английский хронист XII вв. Гальфрид Монмаутский эти острова назвал insula Avallonis (лат.) исходя из выражения insula pomorum (лат.) - ‘остров яблок’.]
На Аваллоне высится стеклянная башня, а обитающие на острове женщины предлагают яблоки, вкусившему дарующие бессмертие. В генеалогиях древнейших династий Британии, в первую очередь Уэллса, имя “Аваллах” помещено во главе древа, на месте первопредка. Прилагательным “абблах” кельты Ирландии обозначают остров Мананнана, сына Лера, одного из правителей потустороннего мира.
Согласно преданию после битвы при Камлане фея Моргана ле Фай на корабле увезла смертельно раненого короля Артура на остров Аваллон. [К XII в. предание связало местонахождение острова Аваллон с находящимся у границы Уэльса монастырем Гластонбери, где, как считается, находится могила короля Артура. Сближение острова с монастырем объясняют характеристикой Аваллона как insula vitrea (лат.) - ‘стеклянный остров’, будто бы созвучной с названием Гластонбери.]
Достичь островов блаженных, или потустороннего мира, сумел Бран, сын Фебала [Bran (ирл.) - ‘ворон’.] Брану Ирландии в Уэльсе соответствует Бран Бендигейдвран (Благословенный). Валлийцы считают Брана сыном Лира и правителем Британии. Согласно валлийскому преданию Бран вброд переходит моря и переносит на спине собственное войско через реку Лиффи. Легенда гласит, что после смерти голова Брана, вместилище души, была зарыта в Лондоне и именно она хранит остров от нашествий и бедствий. Валлийцы рассказывают о пире на острове Гвалес - это еще одно название потустороннего мира. Пир называют “гостеприимством Благородной Головы”, а голова эта принадлежит Брану. [Вмещающие души головы кельтских преданий в германской мифологии соответствием имеют говорящую голову мудрого Мимира, сохраняемую Одином. Героя валлийских преданий Пуйла называют “головой Аннона”. В преданиях Ирландии повествуется о головах Ломна, Фергала, сына Майл Дуна, Финна. В общий ряд кельтских голов могут быть поставлены запечатленные в камне трехликие головы галлов. С наступлением эпохи христианства Бран Благославенный превратился в святого Брендана, будто бы одного из предков короля Артура.]

"...Обидно, что легендарный Бат мы проскакиваем на максимальной скорости, город, известный с древнейших времен своими целебными источниками и связанный со Стоунхенджем своими легендами. Ведь именно упоминаемый выше Бладуд основал этот город (тогда он назывался Каербадум) и устроил в нем горячие бани для общего пользования, препоручив их покровительству кельтской Миневры — Бригитте, причем, по словам все того же Годфрида Монмутского, в ее храме он «поместил неугасимые головни, которые никогда не превращались в золу, но, остывая, становились каменными глыбами». Следует вспомнить, что, по свидетельству того же автора, стоунхенджские камни когда-то служили великанам купальнями.

Исследователи предполагают, что легендарная гора Бадон, место великой битвы короля Артура с саксами, и есть Бат. Интересно, что графство, через которое мы сейчас столь стремительно проносимся, по-английски звучит Wiltshire, что позволило русскому слависту Гильфердингу предположить, что здесь жили велеты (или вельты), представители славного племени балтийских славян. Хотя если учесть, что племя с таким названием есть и у кельтов, понять, кто яйцо, а кто курица, весьма и весьма проблематично, что, впрочем, явление постоянное, когда речь идет о кельтских и славянских племенах. Зато крайне важно, что велетами древние славяне и балты называли великанов и богатырей. В свете Стоунхенджа — «Кольца Великанов» все это наводит на очень и очень серьезные размышления...
Топонимика вообще вещь необыкновенно интересная. Взять хотя бы название страны — Уэльс (в латинской транскрипции — Wales, то есть Велес). А Велес, одно из главных божеств славянского пантеона, который, подобно Меркурию, отвечал и за царство мертвых, будучи туда проводником, и за торговлю, и за богатство, и был главным божеством — соперником Перуна на русском языческом севере. Именно его именем клялись новгородцы, подписывая военные и торговые договоры с Византией, считая его своим божественным предком. Велес — это еще славяно-балтский представитель основного индоевропейского мифа о борьбе громовержца со змеем — драконом, вечной борьбе двух неуничтожимых начал. Так что Велес — это еще и дракон в одной из своих ипостасей, известный в русском фольклоре как Змей-Горыныч. Но ведь Красный (то есть огненный) дракон есть на гербе Уэльса. Так что мы на самом деле направляемся, говоря по-русски, в Страну Велеса, волшебное Зазеркалье славянской мифологии.
Кстати, о драконах, любимых героях славянских и кельтских сказок.
Годфрид Монмутский в своем труде приводит пророчество Мерлина, данное им Вортегирну, королю бриттов: «Горе дракону красному, ибо близится его унижение. Пещеру его займет белый дракон, который олицетворяет призванных тобой саксов, тогда как красный — исконное племя бриттов, каковое будет утеснено белым драконом. Горы Британии сравняются с ее долами, и реки в долах ее станут струиться кровью. Почитание истинной веры иссякнет и взорам предстанут развалины господних церквей». Борьба драконов идет до сих пор, правда, в более цивилизованной форме. Надо сказать, что именно пограничные с балтийскими славянами саксы были их главными врагами. Именно они-то и онемечили в конце концов этот гордый и разобщенный, как и бритты, народ. В историях с призванием бриттами саксов и с призванием варягов на северную Русь есть много общего, как по форме этого призвания, так и по его последствиям. В обоих случаях наемники стали хозяевами своих нанимателей.
То, что мы блуждаем по уже ночным дорогам, имеет и свои плюсы. Судьба неумолимо привела нас в ночной Гластонбери, не менее легендарный, чем Стоунхендж. Можно было только дышать воздухом этого аббатства, основанного, по преданию, самим Иосифом Аримафейским. Увидеть мы ничего не могли не только из-за темноты. Аббатство было разрушено в середине XVI столетия. В 1539 году сюда явились посланцы короля Генриха VII и, обвинив аббата монастыря в укрывании сокровищ, повесили его и еще двоих монахов. После ограбления монастыря послушники разбежались, а местные жители разобрали стены аббатства и построили из них сараи. Одно из самых сакральных мест христианской Британии исчезло без следа вместе с уникальной библиотекой, возможно, хранившей многие секреты древних времен. Эта история напоминает потерю знаменитой библиотеки Ивана Грозного у нас.
Иосиф Аримафейский (опять налицо ближневосточные связи с Древней Британией) именно сюда привез знаменитую чашу Грааля, поисками которой впоследствии были заняты практически все герои рыцарских средневековых романов, и построил деревянную часовню Девы Марии. Явившись в эти места, он поднялся на холм и вонзил свой посох в землю. Посох немедленно расцвел, и, по легенде, именно от него произошли священные кусты боярышника. После чего бриттский король Арвираг предоставил Иосифу место, где он поселился с двенадцатью спутниками и основал обитель. Естественно, что это место впоследствии стало привлекать огромное число паломников. Считается, что святой Патрик, креститель Ирландии, был одним из аббатов Гластонбери и даже был здесь похоронен (в Бретани существует своя легенда о месте его упокоения). Его мощи со временем сделались главной святыней аббатства. Святой Давид, покровитель Уэльса, по легенде, хотел освятить церковь, основанную Иосифом Аримафейским, в честь святого Патрика, но ему было видение, что храм уже освящен самим Господом Иисусом Христом во имя Его Матери, и святой Давид только возвел часовню рядом с этой церковью.
Легенда о чаше Грааля, привезенной Иосифом Аримафейским, соприкасается с другими, но уже языческими легендами о чудесных сосудах — это и котел Дагды, от которого никто не уходил не насытившись; корзина Гвидно Гаранхира, из которой каждый мог достать себе еду, какую пожелает (чем не скатерть-самобранка русских сказок?!); чаша, которую Тадг получил в стране бессмертных и которая превращала воду в вино; котел владыки Аннувна (описанный в древневаллийской поэме «Добыча Аннувна»), в котором нельзя сварить еду для трусов; котел Керидуэн, который кипел целый год, пока не оставались на дне его три капли мудрости и вдохновения. Были и котлы, наполненные живой водой и возвращавшие жизнь умершим. Вера в живую воду весьма характерна и для поверий славянских. Может быть, из-за этой таинственной чаши Грааля аббатство постоянно преследовали несчастья.
Однажды ночью, а именно 25 мая 1184 года, аббатство было уничтожено огнем. Сгорели мощи и святого Патрика, и святого Дунстана. Через несколько лет после пожара была сделана удивительная находка: на территории аббатского кладбища осыпалась земля, обнажив два дубовых гроба, в одном из которых оказался скелет высокого мужчины, во втором — женщины. Там же обнаружился свинцовый крест с надписью, которая гласила, что останки принадлежат королю Артуру и королеве Гвиневре. Эта находка вновь помогла стать аббатству центром угасшего было после пожара паломничества. Впоследствии, уже при разграблении аббатства в 1539 году, крест Артура пропал. Удивительно, но его опять нашли в 1981 году во время раскопок около аббатста Уолтем в графстве Эссекс. При этом рабочие передали его почему-то не в музей, а местному антиквару. На сегодняшний день местонахождение этого креста неизвестно.
Удивительна (а может быть, и наоборот — закономерна) связь аббатства со Стоунхенджем. В частности, план часовни Девы Марии напоминает план Стоунхенджа. Вполне возможно, что на месте часовни в древности было языческое святилище. Свято место пусто не бывает. К тому же если между двумя этими объектами провести прямую линию, то она практически совпадет с меридианом.
И где-то совсем рядом с аббатством проходит она, знаменитая «дорога мертвых» Додлейн, по которой духи умерших следовали к Авалону. Это языческая легенда. А христианская гласит, что подобным путем следовал Иисус Христос, проходя по британской земле от Корнуолла до Гластонбери.
Знатоки легенд о короле Артуре сопоставляют Гластонбери с двумя наиболее значимыми местами, с ним связанными — это остров Авалон и столица королевства Артура — Камелот. На мифическом острове Авалон находилась стеклянная башня, а бриттское название Гластонсбери — Инис-Ветрин, что переводится как «Стеклянный остров». Недалеко от Гластонбери, в одиннадцати милях к юго-востоку находится Кэдбери-Касл. Местные жители еще в XVI веке утверждали, что в этих местах был замок короля Артура, а само плато называли Камелотом. Интересно, что раскопки, которые в 1960-е годы производились в Кэдбери-Касл, показали правдивость народных легенд — здесь действительно находился город, который несколько раз отстраивался. Но самое интересное, что здесь были обнаружены останки огромного деревянного замка с каменными башнями, время возведения которого археологи датируют VI веком, то есть как раз временем правления легендарного короля Артура. Авалон переводится как «Яблочный остров», поскольку на нем произрастал этот фрукт, дающий бессмертие. Невольно напрашивается ассоциация с молодильными яблоками русских народных сказок, на поиск которых отправляются их герои".

Слева направо:
Святилище (капище); куны; славянские (слева) и кельтские (справа) зооморфные изображения; славянские и кельтские миниатюры (сравнение).

Надо еще подумать, это я так, навскидку.