«Лесная королева! лесная королева!» — шептал колдун, покачивая головой.

И странно было ему, что королева Ирса живёт в его хижине и печёт хлебы на его очаге, моет и убирает тёмное жилище, которое под ея руками становилось опрятным и приветливым…

Часто, по вечерам, они сидели вдвоём у очага, и беседовали. Робкий, неискусный в речах колдун становился разговорчивым. Ирса просила его рассказывать про старое; и он говорил сначала путаясь и запинаясь, потом всё складнее и глаже — говорил древния были земли Суоми, чудныя повести далёкой старины. Рассказывал о молодом исполине Куллерво, как он вырывал с корнями толстыя сосны чтобы построить из них изгородь, и о вещем певце, старом Вейнимейнене, который так чудесно играл на своей многострунной кантелэ, что сам царь морской и все подводныя чуда выплывали из глубины слушать его…

— Теперь ты говори, Ирса, — просил он, кончив рассказ.

— Я не умею…

— И я ведь не умею… Расскажи, девушка! Расскажи мне про старину вашего племени… —

И Ирса рассказывала ему о германских богах и о славных древних бойцах. Рассказывала то, что певали захожие скальды, в зимние вечера, у очага в доме Торвина. О великом боге Одине, Властителе побед и вещем хранителе мудрости; о сыне его, могучем Громовнике Торе, как он истреблял исполинов; о древнем светлом витязе Сигурде, победившем дракона…

— Колдун, а это правда, что в здешнем лесу тоже есть дракон?

— Правда. Он живёт далеко, на полночь отсюда…

Ирса робко ёжилась и подвигалась на лавке к собеседнику.

— Ты видел его? —

— Нет. Но я по ночам часто слышу его голос. —

И девушка сама начинала боязливо вслушиваться в глубокую лесную тишь… Потом думала вслух:

— Может быть, наш Сигурд тоже убьёт его. Он сильнее всех людей. —

— Его не нужно убивать… — тихо возражал колдун, — он не злой, он людей не трогает… Это лесной дракон; он ест только листья и коренья.

— Откуда ты знаешь?

— Уж знаю… —

Помолчав, финн прибавил:

— А Сигурд никого не убьёт понапрасну. Он добрый: он за меня заступился… —

Колдун улыбался, качая головой:

— И Ирса осталась у меня… у колдуна! У Туты Пеллервойнена. —

— Да, — ласково отвечала Ирса.

Она не обращала внимание на то, что он иногда повторял нарочно своё имя; ей не приходило в голову, что он втайне всё-таки ещё надеялся: не назовёт ли она его когда-нибудь так?… Если бы девушка подозревала, как сильно ему этого хотелось, она конечно постаралась бы выговорить мудрёныя иноземныя слова. Но она не догадывалась об этом. А он больше не осмеливался просить её.

Только оставшись один, он иногда в раздумьи бормотал:

— Разве уж так трудно?… Пеллервойнен — это трудно, да. Но Тута?.. Тута — это ведь легко! Она может когда-нибудь сказать: Тута… —

В дурную погоду колдун ночевал в пристройке, где стояла коза; когда же ночь была тепла и ясна, как большинство ночей в это лето, он спал на медвежьей шкуре у порога…

И тихия ночныя существа появлялись из таинственной глубины леса, и с любопытством окружали хижину, и подходили к колдуну. А он улыбался им в темноте и шептал, указывая на дверь своей лачуги:

— Там спит королева. Королева Ирса!

--------------------------------------------------------------------------------

IV.
Время проходило. Вечныя Норны, девы судьбы, неустанно свивали над жизнью людей свои незримыя нити…

Пришел день, когда к жилищу колдуна принесли человека, раненого клыками вепря: чужеземца, путешествовавшего через этот лес, направляясь к морю, к большому торговому селению. Там он собирался сесть на корабль чтобы отправиться в далёкое странствие с местными торговцами, среди которых у него были знакомцы…

Охотники случайно нашли раненного в лесу — бесчувственного, истекающего кровью, и из сострадания принесли его к финну. Колдун объявил, что он умрёт, если его ещё переносить, и раненый остался в его жилище. Колдун и Ирса вдвоём ходили за ним, день и ночь. Он поправлялся; его раны зажили от умелого лечения, его силы вернулись…

Это был стройный, красивый человек лет тридцати, с каштановыми кудрями и умными, смеющимися серыми глазами. Его звали Галли. Выздоравливая, он стал общителен и весел, и от души привязался к двум своим спасителям, как он называл их — к финну и к Ирсе. Особенно к Ирсе…

Как случилось то, что произошло потом?

Лес это знал — чуткий древний лес, ласково шептавший тихия пророчества над хижиной колдуна своими зелёными листами, своими смолистыми тёмными хвоями. Речка знала это, напевавшая в камышах лукавыя нежныя песни, так что водяная дева смеялась, подслушав их, хрустальным русалочьим смехом. Лесные цветы это знали, — которые всё расцветали и расцветали на укромной прогалине, хотя давно миновала им пора цвести, и всё задумчиво кивали своими голубыми и алыми головками, точно говоря про себя: «мы знаем что-то, мы знаем что-то!..»

Это знала и Фрейа, ласковая богиня любви, которая в тихия, озарённыя месяцем, ночи, неслышно проезжала по лесной прогалине на своей лёгкой колеснице, запряжённой двенадцатью большими серебристыми кошками…

Знал это, должно быть, и колдун, потому что чаще обыкновенного кивал головой и улыбался, и когда оставался один, говорил тихонько: «Так, так… да, да!»

Не знали ничего, по-видимому, только Ирса и Галли; и сами удивились, как это могло выйти, что в один тихий, прохладный, уже осенний вечер, они взялись за руки и долго смотрели в глаза друг другу. И Галли спросил:

— Маленькая Ирса, ты убежала бы, если бы тебя хотели отдать не тому Эйнару, а мне?.. —

А Ирса чуть слышно ответила:

— Нет, Галли… —

И прибавила ещё тише:

— Я пошла бы с тобой.

— Так и иди со мной, моя невеста! — сказал он, и поцеловал её.

--------------------------------------------------------------------------------

Было утро, когда они собрались в путь. Лес сверкал росою и пестрел разнообразными красками умиравшей листвы. Воздух был ясен, свеж и мягок: чудный, яркий осенний день готовился после холодной ночи…

Колдун провожал своих гостей. Он дал им большую сумку припасов на дорогу: там была и копчёная рыба, и сыры, и сушёные грибы, и медовые соты в плотно закрывавшейся глиняной посудине… Он навязал им и мешочек с волшебными травами и корешками; Галли со смехом хотел отказаться от этого подарка, — но Ирса приняла его, чтобы доставить удовольствие колдуну.

Теперь, когда предстояло покинуть его, — она сознавала, какая тёплая благодарная привязанность к нему выросла в ея душе.

Он не был больше для нея уродом, страшным лесным чародеем, к которому она прибежала за помощью с отчаянья… он стал добрым, милым человеком, спасшим её с опасностью для собственной жизни, и заботившимся о ней так, как не заботилась об Ирсе ни одна душа — со смерти ея матери…

И прощаясь с ним, она искала и не находила слов, какими бы отблагодарить его.

— Пусть тебе хорошо живётся… пусть боги хранят тебя!.. пусть тебе будет всё, что ты хочешь!.. —

Колдун кивал ей в ответ, тихо улыбаясь. «Чего я хочу?» — думал он: «да ведь я ничего не хочу. Я хочу только, чтобы ты была счастливее всех на свете!» — но он не говорил этого: он-то уж совсем не умел передавать словами того, что чувствовал. А Ирса всё не решалась уйти — всё ей казалось, что недостаточно добрых сердечных слов она ему сказала: хотелось найти что-нибудь особенное, такое хорошее, чтобы ему стало радостно и тепло, чтоб он в самом деле почувствовал, как ласково и задушевно прощается с ним Ирса…

Вдруг неожиданная мысль мелькнула у нея в голове. Как же это было — то, что он несколько раз говорил ей? о чём когда-то просил её?.. Она ведь помнила всё-таки эти слова, хотя и не произносила их — наверное, помнила… Как они звучали? Ах, да! Кажется, что так… да, да, конечно!..

И близко подойдя к колдуну, Ирса провела своей маленькой нежной рукой по его жёстким чёрным волосам, и проговорила тихо, с доверчивою лаской:

— Тута Пеллервойнен!… добрый, добрый — Тута Пеллервойнен! —

Всё безобразное, перекошенное лицо колдуна просияло, точно яркое солнце озарило его — не осенее солнце, а такое, какое бывает в месяце посевов: тёплое, радостное, приносящее жизнь и счастье земле. И светлыя мелкия капельки заблестели на его сморщенных веках — такия как те, что выступают весною на серых камнях, когда тепло начнёт их отогревать после зимней стужи…

--------------------------------------------------------------------------------

И долгое, долгое время после того, как светлокудрая Ирса ушла со своим счастьем, колдун сидел неподвижно на пороге лачуги с улыбающимся лицом, с маленькими светлыми капельками на редких ресницах, и повторял вполголоса, нараспев, мурлыкая на разные лады, точно чудесную песню:

— Тута Пеллервойнен! Тута Пеллервойнен! добрый, добрый Тута Пеллервойнен!… —

http://norse.ulver.com