Вопрос о размерах татарской дани — главный в оценке последствий татаро-монгольского ига, в исторической литературе в полной мере не разработан. Причина этого — недоверие к уникальным данным “Истории” В.Н. Татищева. В результате же, в “трудах” “евразийцев появляются утверждения о том, что дань, наложенная Золотой Ордой на Русь, была совсем невелика. Так, постоянный мотив публикаций Л.Н. Гумилева — русские жили при татарах столь же привольно, как и ранее. Другой “евразиец” В.В. Кожинов, поддерживая эту концепцию, утверждал, что “в среднем на душу населения годовая дань составляла всего лишь один-два рубля в современном исчислении! Такая дань не могла быть обременительной для народа, хотя она сильно била по казне собиравших ее русских князей (в чем логика? — А.К.). Но даже и при этом, например, князь Симеон Гордый, сын Ивана Калиты, добровольно жертвовал равную дани сумму денег для поддержания существования Константинопольской патриархии”. Подобное ответственное утверждение дается со ссылкой на статью П.Н. Павлова, опубликованную в 1958 году в “Ученых записках” Красноярского пединститута. В статье такого заключения нет и быть не могло: мы не знаем ни общей суммы дани, ни численности населения, обложенного данью. Едва ли не лучший знаток татарской политики на Руси А.Н. Насонов остановился в недоумении, встретив указание на то, что татары выделили на территории Великого княжества Владимирского 15 тем. Ведь это означало, по меньшей мере, десятикратное сокращение населения в результате нашествия! В конечном счете, видимо, так оно и было. Но решение данного вопроса должно осуществлять не путем деления одного неизвестного на другое неизвестное, а выяснением норм обложения. Как было отмечено, в нашей литературе указание В.Н. Татищева на размеры дани не привлекло должного внимания. Один из крупнейших и авторитетных историков первой половины ХХ века Б.Д. Греков, заметил, что “конечно, Татищев не выдумал здесь “сохи”, а взял ее из летописи, до нас недошедшей”. Но он усомнился в том, что “соха” могла быть представлена двумя работниками. “Соха”, очевидно, значит то же, что и “плуг” в “Повести временных лет”, с которого платили дань вятичи и радимичи, а также многие западнославянские племена. “Плуг”, как и “соха” предполагали размеры поля, которые могут быть обработаны ими за сезон. Представление о “плуге” как единице обложения дает автор XII века Гельмольд, говоря о балтийских славянах: это пара лошадей или волов, впрягаемых в орудие пахоты, и, соответственно, размер обрабатываемого ими участка земли. В конце XIX века на пару лошадей в среднем приходилось 7,2 десятины пашни. За семь столетий технология сельскохозяйственного производства изменилась мало. Но все-таки 7 десятин, видимо, максимальный размер древней сохи. Б.Д. Греков усомнился в том, что “соха” может определяться количеством работников. Но взаимосвязь между обрабатываемой площадью, численностью рабочего скота и количеством рабочих рук предполагалась всегда. Возможны были и другие варианты в зависимости от местных условий. В новгородской грамоте середины XV века о предоставлении князю Василию Васильевичу “черного бора” (татарской дани) с Новоторжских волостей, поясняется: “А в соху два коня, а третье припряжь (то есть пристяжной. — А.К.)”. Поскольку “сохи” по местностям различались, Иван Ш в 1478 году с присоединением Новгорода “велел въспросити, что их соха; и они сказали: 3 обжи соха, а обжа один человек на одной лошади орет (то есть пашет. — А.К.), а кто на трех лошадех и сам третей орет, ино то соха”. В новгородской грамоте имеется и перечень равноценных замен “сохи” для промыслового населения: чан кожевничий, невод, “четыре пешци” (то есть безлошадные), кузнец, лавка. За ладью и чан для выварки соли числили две “сохи”. Испольщики (работавшие исполу, из половины урожая) вносили по “полсохи”. В городе окладной единицей служил “двор” или “дом”. Но предполагалась и дифференциация по роду занятий. Как отмечалось выше, “соху” могла заменять “деревня”. При этом “деревня” часто была меньше “сохи”. Так, в новгородских писцовых книгах 1500 года упоминается шесть владычных деревень, насчитывавших вместе с погостом лишь 11 дворов с 14 жителями, что составляло 13 обж или 4 с третью сохи. Когда-то “двор” и “соха” в основном совпадали. Но в монгольский период семьи были и малочисленны, и маломощны, что было естественно и связано с тяготами жизни. Поэтому редкий двор мог вести хозяйство на уровне “трудовой нормы” начала XX века, примерно совпадающей со старой “сохой”. В упомянутом погосте высевалось 52 коробья хлеба (примерно 350 пудов), или 80–90 пудов на “соху”, как и в начале нашего XX столетия. Урожай исчислялся соотношением посеянного и полученного. Различаясь в разных местах и в разное время, в северной половине Руси он обычно составлял от “сам-два” до “сам-четыре”. В голодные годы часто не собирали и семена. Урожай “сам-два” оставлял на потребление те же 80-90 пудов, “сам-четыре”, соответственно, 240-270 пудов. Это и есть основной доход крестьян, включенных в “соху”. Важно определить, что стоила в названном татищевском тексте “полугривна”. Новгородская гривна содержала 204 грамма серебра, полугривна — 102 грамма. Что можно было купить на эту сумму в XIII–XV веках и где мог добыть серебро крестьянин? В.О. Ключевский подсчитал, что рубль конца XV века стоил в 130 раз больше рубля конца XIX века. Это связано и с уменьшением содержания серебра в рубле, и с неуклонным отставанием производства от роста находящегося в обращении металла. В конце XIX века батрак и однолошадный крестьянин зарабатывал и потреблял с семьей за год продуктов на сумму менее ста рублей. Это много меньше, чем рубль XV века. Упомянутый П.Н. Павлов сделал выписку из Псковских летописей о ценах на хлеб в XV веке: они колебались от 87 до 250 пудов за рубль. Псковские летописцы вообще внимательно следили за ценами и выплатами. Так, под 1424 годом сообщается о сооружении каменной стены у псковского кремля: 200 мужей три с половиной года строили стену, и получили за это по 6 рублей каждый (1200 рублей на всех). Под 1465 годом летопись говорит о новом строительстве стены. На сей раз трудились 80 “наймитов”. За три года они получили 175 рублей, то есть немногим более двух рублей на каждого. Такова была плата за труд в XV веке. В XIII–XV веках она не могла быть большей, поскольку и серебра было много меньше, и производительность труда, в частности, ремесленного, упала в связи с разрушением многих городов и угоном ремесленников в рабство. 1 рубль — это почти предел платы, которую мог получить работник за год. А добыть “серебро” в деревне всегда было во много раз сложнее. Приходилось ждать купцов и, предлагая свою продукцию, мириться с их неизбежно заниженными ценами. Таким образом, татарская дань в размере одного или двух рублей в год — это был настоящий грабеж, практически не оставлявший населению деревень и городов возможностей не только для расширения производства, но и для обычной жизни. Татарская дань не была постоянной. Обычно князья пытались добиться ее уменьшения, а Орда — увеличения. Уменьшить дань можно было, очевидно, заменой какими-то иными услугами, вроде поставки вспомогательных ратей в татарское войско. Но до середины XIV века действовали нормы, установленные еще первыми переписями, проведенными в XIII веке. Об этом говорят косвенные данные. Так, сразу после смерти Ивана Калиты, жители Торжка, опираясь на помощь Новгорода, отказались вносить дань. Симеон Гордый направил к Торжку большое войско, и новгородцы согласились отдать “бор по волости”, а новоторжцев обязали внести 1000 рублей. Мир восстанавливался “по старым грамотам”. Видимо, это та сумма, которую обычно вносил Торжок. Вряд ли город имел в это время более тысячи облагаемых дворов (после монгольского разорения таких городов были единицы). А это совпадает с уровнем, утвержденным в XIII веке. Другие косвенные данные — воспоминания о тяжести дани при хане Узбеке. В летописях есть указания на то, что были попытки распространить дань и на духовенство. Так, в 1342 году в Орду был вызван митрополит Феогност, от которого требовали “полетной” дани, так как он имел большие доходы, обирая низшее духовенство и мирян. От претензий митрополиту пришлось отбиваться взятками: он оставил в Орде 600 рублей. Ослаблением Орды русские князья будут пользоваться, а освобождение от дани было важнейшей задачей в рамках свержения ига вообще. Но после нашествия Тохтамыша, под 1384 годом летописи сообщают о “дани тяжкой” “по всему княжению великому, всякому без отдатка, со всякие деревни по полтине. Тогда же и златом даваша в Орду, а Новгород Великий дал черный бор”. О дани “по рублю с двух сох” говорится и в письме Едигея Василию Дмитриевичу несколько позднее, в начале XV века. Этимологически “рубль” — это отрубленная часть. А потому “рубль” должен соответствовать половине гривны. Но Дмитрий Донской, начав собственную чеканку монеты, установил величину рубля равной новгородской гривне. Следовательно, после нашествия Тохтамыша была восстановлена изначальная грабительская дань. “Соха” вовсе не была единственной мерой обложения. В.В. Каргалов насчитывает 14 видов даней. Содержание татарских посольств, насчитывавших по тысяче и более человек и живших месяцами на Руси, обходилось нередко дороже и самого “черного бора”. Поэтому восстания в большинстве случаев являлись ответами на насилия, чинимые “послами”. Переводить рубли эпохи монгольского владычества в рубли современные — дело бессмысленное. Ведь рубль того времени — это больше годового потребления половины крестьянских дворов рубежа нашего века. По сравнению с варягами, хазарами и собственными князьями, татаро-монголы забирали в десятки раз больше. Напомним, что в соответствии с “Повестью временных лет”, вятичи и радимичи платили хазарам, а затем русским князьям по “щелягу” с плуга, где “щеляг” — это западный шиллинг, название самой мелкой монеты в Польше. Поэтому можно удивляться, как люди выживали в условиях татаро-монгольского ига. С другой стороны, неудивительно, что выживали немногие. И такое положение сохранялось более двух столетий. Нельзя сравнивать и два разнопорядковых явления — татарскую дань и “подарки” константинопольским патриархам. Собственно “подарки” не были столь обязательными и столь накладными, хотя они не были и вполне добровольными. Вымогание взяток с кандидатов на митрополичьи столы — повседневная практика константинопольских патриархов, о чем прямо говорят летописи в записях XIV века. А Симеону Гордому пришлось раскошелиться по вполне житейскому поводу. В 1346 году он “отослал” от себя вторую жену и посватался к дочери Александра Михайловича Тверского. Но митрополит-грек Феогност “не благословил его и церкви затвори”. Пришлось направить посольство в Константинополь за “благословением”. А подобные расходы, действительно, сопоставимы с монгольской данью. И собиралась княжеская казна все с тех же крестьян.
0
где истина то?Или как говорил известный секретный агент-она где-то рядом?
