РУСЬ ПОСЛЕ НЕВСКОГО

РУССКИЕ КНЯЖЕСТВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIII ВЕКА

После смерти Александра Невского осталось четверо его сыновей: Василий, Дмитрий, Андрей, Даниил. На великое княжение стал претендовать Андрей, а оспаривал его притязания Ярослав Ярославич Тверской. К хану Берке были отправлены послы обеих сторон. Хан вызвал к себе Ярослава и в 1264 году “отпустил” с ярлыком на великое княжение.
В 1266 году Берке скончался, а на ханский трон был возведен Менгу-Тимур (1266–1282), сын второго сына Батыя Тукана. “И бысть ослаба на Руси от насилия татарского”, — отметит Татищев. На факт этот указывают и сохранившиеся летописи: Тверской сборник, Никоновская и ряд других XV–XVI вв. Поскольку в Новгородской 1 летописи этого сюжета нет, можно предполагать, что он заимствован из несохранившегося ростовского свода. Последовала ли на самом деле “ослаба” — неясно. Возможно, что она и коснулась только Ростова.
Однако именно при Менгу-Тимуре наиболее активно действовала баскаческая система. Баскаки были при всех князьях, контролируя их действия и вмешиваясь в тех случаях, когда интересам Орды усматривалась какая-либо угроза. С баскаками располагались и татарские отряды, выполнявшие как бы полицейские функции за счет местного населения. Менгу-Тимур проводил довольно амбициозную внешнюю политику, не оглядываясь на великих ханов и активно используя русское войско в походах. Еще при жизни Берке среди монгольских полководцев выделялся темник Ногай, который при Менгу-Тимуре стал ведущим полководцем Орды, контролировал обширную территорию от Дона до Дуная и практически все Северное Причерноморье. Соседи областей, контролируемых Ногаем, стремились установить с ним непосредственные отношения. В числе их были и русские князья, искавшие помощи у татар в своих усобицах и спорах за уделы.
Л.Н. Гумилев придавал большое значение упоминанию в летописях под 1269 годом сообщения о походе на немцев (в ответ на нападение их на Псков) русского войска и татарских отрядов, возглавляемых владимирским баскаком Иаргаманом и его зятем Айдаром, обращая особое внимание на фразу “зело бо бояхуся и имени татарского”. Отсюда Гумилев сделал вывод, что татары защищали Русь от внешней западной угрозы. Но у татар были и свои резоны продвигаться на запад, а княжество Литовское было одним из объектов притязаний Орды, тем более, что в его составе было немало русских земель, а литовские князья-христиане обычно искали помощи на Руси против сородичей-язычников.
Надо сказать, что новый великий князь Ярослав Ярославич был на редкость далеким от понимания даже текущих проблем Руси, не говоря уже о каких-то перспективах. Он сам обращался в Орду за помощью против тех же новгородцев и сам приводил татар на Русь. В 1266 году он выступил против псковичей, которые приняли на княжение пришедшего из раздираемой усобицами Литвы князя Довмонта. Главной своей задачей Довмонт считал поддержку христианства в Литве, ради чего совершил с псковичами два успешных похода на Литву. Действия князя активно поддерживали и новгородцы, поскольку и те, и другие постоянно страдали от набегов языческой литвы. Ярослав же прибыл в Новгород, чтобы идти на Довмонта к Пскову. Новгородцы “возбраниша ему”, приглашая идти на помощь псковичам. Но князь вернулся во Владимиро-Суздальскую Русь.
В 1270 году снова возник конфликт Ярослава с новгородцами, причем на сей раз новгородцы выступали довольно дружно. Вопрос решался на вече, которое постановило изгнать князя из города, “и приятели его и советники его избиша, и дворы их и имение разграбиша”. По Татищеву, к Ярославу “на Городище” “мнози побегоша”, в том числе тысяцкий Ратибор с дружиной. На Городище Ярославу новгородцы направили “грамоту”, в которой излагались “вины” князя. Грамота эта сама по себе любопытна как показатель “будней” в отношениях князя и города. “Неправда” князя заключалась в том, что он держал много ястребов и соколов, и таким образом отнял у новгородцев Волхов и “иные воды”, по которым и новгородцы охотились на уток. Другая вина — князь держит много псов, и отнял у новгородцев заячьи ловли. Перечисляется несколько новгородцев, у которых князь отнял много серебра. Возмущало их и стремление Ярослава изгнать иноземцев, живших в городе, поскольку у них были договоры по всему Волго-Балтийскому пути и с городами Ганзы о равноправной торговле. Намекнув и на “иные вины”, новгородцы заключают: “Не можем терпеть твоего насилия; поиде, княже, от нас добром, а мы себе князя добудем”. Ярослав отправил к вечникам сына Святослава и тысяцкого с покаянием, соглашаясь “исправиться” “на всей воле новгородской”. Но новгородцы были непреклонны: “Княже, не хощем тебя, иди от нас добром; аще ли не тако, то прогоним тебя и не хотящу ти”.
Ярослав ушел в Новгород и направил Ратибора в Орду просить татарской помощи, обвиняя новгородцев в том, что они его не слушают, не дают дани в Орду, выгнали сборщиков дани и иных “смерти предаша”, самого Ярослава с бесчестием выгнали, а на хана возводят хулу. Естественно, хана эта просьба обрадовала, и он стал готовиться к походу. В этой ситуации Дмитрий Александрович отказался от очередного предложения новгородцев прийти к ним на княжение. Ситуацию разрядил княживший в Костроме Василий Ярославич. Он направил посольство в Новгород, предупредить о намерении Ярослава с Дмитрием Александровичем и смоленским князем Глебом Ростиславичем, вместе с татарами, идти на Новгород, сам же отправился в Орду отговорить хана от намерения послать свое войско. Князь убедил хана в том, что виноват во всем сам Ярослав, новгородцев же убеждал помириться с повинившимся князем.
Ярослав с сыновьями и названными князьями все-таки направились к Новгороду, но новгородцы огородились острогом, образовали внушительный оборонительный заслон, который Ярослав не решился штурмовать. Он обратился за помощью к митрополиту Кириллу, покаялся в своих винах перед ним и обещал вновь покаяться перед новгородцами, и тот сумел помирить князя и новгородцев.
В том же году проявил себя рязанский баскак. Он донес Менгу-Тимуру о том, что Роман Ольгович Рязанский хулит хана и ругает его веру. Роман Ольгович был вызван в Орду и подвергнут мучительной казни. Впоследствии Роман будет, как мученик за веру, причислен к лику святых.
В 1271 году скончался Ярослав Ярославич, по одним летописям “в Татарех”, по другим — “идя из Орды”. В 60–70-е годы XIII века русские князья постоянно навещали Орду, и неизвестно, умирали ли они там от естественной болезни, или им в этом “помогали”. После кончины князя родился его сын, нареченный Михаилом. Это — будущий великий князь Тверской Михаил Ярославич.
Великим князем после Ярослава стал младший Ярославич — Василий, упомянутый выше костромской князь. И сразу возникают разногласия, выливающиеся в усобицу Василия Ярославича с племянником Дмитрием Александровичем из-за Новгорода. В итоге, в 1272 году Василий направляет воеводу Семена на новгородские волости, а сам идет к Переяславлю и Торжку, который сжег и посадил там наместников. Семен же вернулся “со многим полоном” из новгородских волостей.
В 1273 году на новгородские земли обрушился еще более массированный набег, в котором помимо “низовских” полков Василия Ярославича участвовали татарские отряды тех же Иагармана и Айдара и “татары ханские”, а также приглашенные тверским князем Святославом Ярославичем (сыном Ярослава Ярославича) татарские отряды из Орды. Были разграблены новгородские волости, города Волок, Бежицк, Вологда. Отовсюду во Владимир и в Тверь тянулся “полон”, а новгородских купцов повсюду захватывали и грабили. В этих условиях новгородцы не решились отстаивать свои владения и склонили голову перед Василием Ярославичем и соответственно перед грабившими их татарами.
Как видно, русские князья сами отдавали свои земли на татарское разорение. Возможно, именно эта ситуация могла стать главной причиной возвращения митрополита Кирилла в Киев. В следующем 1274 году он привезет во Владимир нового епископа, киево-печерского архимандрита Серапиона. Серапион Владимирский станет известен как автор “Слов” и “Поучений”, проникнутых болью за пороки современников: междуусобия князей, “несытоство имения”, “резоимство” — ростовщичество, и вообще “всякое грабление”. И все это творилось на фоне очевидной для всех картины татаро-монгольского произвола и насилия, разграбления русских земель, буквального порабощения, то есть обращения в рабство и продажу на невольничьих рынках многочисленного “полона”. К сожалению, в следующем году Серапион скончался. Но его позиция, позиция митрополита Кирилла и в целом русской церкви, несмотря на привилегии, полученные от ордынских ханов в виде освобождения от даней и постоев, показывает, что церковь, по крайней мере, на высшем уровне, стремилась мобилизовать население на борьбу с ордынским игом. И именно этой цели служили канонизации князей Михаила Черниговского и Романа Олеговича Рязанского, погибших в Орде в муках, но не потерявших человеческого и христианского достоинства.
Под 1275 годом летописи сообщают о большом походе монголо-татар и русских князей на Литву. Одни из них говорят о возвращении “с большим полоном”, а другие, напротив, отмечают, что участники похода “не успевше ничто же, възвратишася назад” (Симеоновская и Троицкая летописи). Но именно в этом сообщении мы находим изображение реальной картины ордынской “помощи”: “Татарове же велико зло и многу пакость и досаду сътвориша христианом, идуще на Литву, и пакы назад идуще от Литвы того злее створиша, по волостем. По селом дворы грабяще, кони и скоты и имение отъемлюще, и где кого стретили, облупивше нагого пустять; …и всюды, и вся дворы, кто чего отбежал, то все пограбиша погании, творящеся на помощь пришедше, обретошася на пакость. Се же написах памяти деля и пользы ради”. Как видно, “помощь” обернулась очередным разорением русских земель.
В 1275 году году, по сообщению Никоновской летописи и Татищева, произошла вторая перепись потенциальных плательщиков дани на Руси. Текст Татищева оказывается наиболее информативным, поскольку только в нем указаны размеры дани: “Князь великий Василей поиде во Орду к хану. Егда прииде князь великий во Орду и принесе дань урочную со всея земли по полугривне с сохи, а в сохе числиша два мужи работнии, и дары многи, и выход особ, и хан прият его с честию, но рече: “Ясак мал есть, а люди многи в земли твоей. Почто не от всех даеши?”. Князь же великий отъимаяся числом баскаков прежних (то есть отговаривался данными первой переписи — А.К.). И хан повеле послати новые численники во всю землю Русскую с великими грады, да не утаят люди”. В более кратком изложении Никоновской летописи отмечено, что иноки и церковный притч от даней освобождались.
В зиму 1276–1277 гг. скончался князь Василий Ярославич. Преемником Василия Ярославича на великокняжеском столе стал его племянник и недавний противник Дмитрий Александрович. Новгородцы сразу же пригласили Дмитрия александровича к себе.
Другие русские князья потянулись в Орду за новыми и подтверждением старых ярлыков, и оказались мобилизованными Менгу-Тимуром для похода на Северный Кавказ, где 8 февраля (уже 1278 года) был взят “ясский” (аланский) город Дедяков. Менгу-Темир князей русских “похвалив велми и одарив всех, и отпусти их на Русь, в свои их отчины с многою честию и с дары”.
А великий князь Дмитрий Александрович тем временем занимался только новгородскими делами. Вскоре после появления в Новгороде он организовал поход на Карелу “и взя землю их на щит”. В следующем году он срубил город, а затем, в 1279 году, вместе с посадником и “с болшими мужи” обложили город камнем. И, как обычно, после этих успехов князь и новгородцы перессорились, и Дмитрий Александрович ушел в Переяславль, где в это время находился митрополит Кирилл, и где он скончается 7 декабря. Сюда из Новгорода прибыл епископ Климент ради благословения у митрополита и с предложением мира и любви от новгородцев ко князю. Князь, однако, не примирился и пошел на Новгород с “низовской” ратью. Снова “с челобитьем, и с молением, и с дары” новгородцы высылают навстречу князю Климента. Взяв дары, Дмитрий вернулся с братьями во Владимир.
1281 год заполнен в летописях сообщениями об усобицах. Одна развернулась в Ростове, где правил дуумвират братьев Дмитрия и Константина. Между ними и возникла вражда, и Константин отъехал к великому князю Дмитрию Александровичу во Владимир, но великий князь примирил братьев.
Другая усобица оказалась серьезней и тяжелей по последствиям. Андрей Александрович, младший брат Дмитрия Александровича, отправился в Орду к хану, “ища себе княжения великого под братом своим старейшим”. И “многими дарами” добился желаемый ярлык на великое княжение. Получив известие о намерении Дмитрия защищаться, Андрей вновь обратился к хану, акцентируя внимание на непослушании Дмитрия распоряжениям самого хана. Хан направил на Русь вместе с Андреем двух своих воевод с татарской ратью. Прийдя к Мурому, Андрей попытался объединить вокруг себя других русских князей, чтобы совместно идти к Переяславлю на старшего брата. Татары же разорили и Муром, и все предместья Владимира, Юрьева, Суздаля и Переяславля: “Все пусто сътвориша и пограбиша люди, мужи и жены, и дети, и младенци, имение все то пограбиша и поведоша в полон”. Князь Дмитрий с малой дружиной, женой, детьми, боярами и двором бежал к Новгороду и остановился в Копорье, готовясь при случае бежать “за море”. Новгородцы не только отказались помогать князю, но взяли в заложники двух его дочерей и бояр. Татары же продолжили грабежи под Ростовом, Тверью и Торжком: “Испустошиша и городы, и волости, и села, и погосты, и манастыри, и церкви пограбиша, иконы и кресты честныя, и сосуды священныя служебныя, и пелены, и книги, и всякое узорочие пограбиша, и у всех церквей двери высекоша, и мнишьскому чину поругашася погании...”
Князь Андрей Александрович утвердился на великокняжеском столе и отпутил татар в Орду. Но результатом татаро-монгольской “помощи”, к которой прибегали, к сожалению, многие князья, стало очередное разорение русских земель.
Дмитрий Александрович с помощью псковского князя Довмонта сумел сохранить свою дружину и казну в Копорье, и вернулся в Переяславль, куда стали собираться и многие пострадавшие от татарского разорения. Получив известие об этом, Андрей Александрович снова отправился в Орду и привел новую ордынскую рать. Дмитрию с семьей, дружиной и со всем двором пришлось бежать к Ногаю, который держался независимо от Сарая и принял беглецов “с честью”, но реальной помощи не оказал.
В русских летописях нет сведений о кончине Менгу-Тимура в 1282 году. Между тем это событие существенно меняло расклад политических сил и в Орде, и на Руси. В Орде начинается “замятня” — борьба за стол великого хана, которая велась до тех пор, пока в 1290 году не утвердился сын Менгу-Темира хан Тохта (правил в 1290–1312). Тохта пришел к власти с помощью Ногая, а в 1300 году именно им Ногай будет убит. В русских источниках он упомянут уже под 1291 годом, в то время как правившие 8 лет его предшественники по именам ни разу не названы.
В условиях внутриполитической борьбы в Орде, соискатели великокняжеского стола на Руси на столь массированную “помощь”, какую получил Андрей Александрович в 1281 году, рассчитывать не могли. Может быть, это обстоятельство и примирило соперников, причем Дмитрий снова вернулся во Владимир, а Андрей пошел в Нижний Новгород. Борьба между братьями однако будет продолжаться, хотя Дмитрий сохранит титул “великого князя” до своей кончины в 1294 году.
В 80-е годы XIII века произошли некоторые события, отмеченные большинством летописей. Прежде всего, это связано с появлением в 1283 году, после трехлетнего перерыва, на митрополичьем столе в Киеве митрополита — “гречина” Максима (ум. 1305). В следующем году в Киев были созваны все епископы, где митрополит знакомился с владыками, занимавшими русские епархии. В 1288 г. Максим поставил епископ во Владимир, Суздаль и Нижний Новгород Иакова, а в 1289 г. в Ростов игумена монастыря Иоанна Богослова Тарасия. По просьбе Михаила Ярославича Тверского, его матери и бояр в Тверь был утвержден епископом игумен общежительского монастыря Богородицы литвин Андрей.
Многие летописи отметили также “зло”, происшедшее в Курском княжении в 1284–1285 годах, то есть во время смуты в Орде. Событиям этим посвящалась специальная повесть, в которой ставилась принципиальная проблема: бороться с татарами или приспосабливаться к их власти? Вопрос этот вставал в условиях жесточайших репрессий в основном перед отдельными личностями, сознательно шедшими на мученическую смерть (Михаил Черниговский, Роман Олегович Рязанский и некоторые другие).
Летописная “Повесть” ставил главный вопрос времени: как жить дальше? В Никоновской летописи и у Татищева дается вводное пояснение: дань ордынские ханы и их князья собирали разными путями — либо отдавали ее на откуп тем же баскакам, либо ее привозили в Орду сами русские князья, либо продавали право на ее сбор “гостям”, т.е. приезжавшим в Орду купцам, которые “тако корысть себе приобретаху”.
События разворачиваются вокруг курского баскака Ахмата. По Симеоновской летописи это был “бесерменин злохитр и велми зол”, а по Никоновской и “Истории” Татищева — “князь татарский”, “Темиров сын”. Баскак “откупаша у Татар дани всякия и теми даньми велику досаду творяше князем и черным людем в Курском княжении”. Помимо этого, баскак в вотчине князя Рыльского и Ворголского Олега создал две слободы, куда стекались люди из разных мест, и “насилие творяху христианам”, окрестные волости “пусто сътвориша”. Олег, договорившись со своим родичем Святославом Липецким, отправился с жалобой в Орду, учитывая, что Ахмат ориентировался на Ногая. Из Орды дали князю “приставы” и разрешение разорить слободы, а их со Святославом людей вывести в свои волости, что и было совершено.
Ахмат находился в это время у Ногая, и, услышав о случившемся, “замысли сдумати клевету на Олега к царю Ногаю”. В результате, Ногай дал Ахмату рать, с которой тот разорил земли князей, а захваченных в плен бояр изощренно казнил. “А трупья бояр тех, сообщают летописи, — повеле по деревьям развешати, отъимая у всякого голову да правую руку; и начаша бесермена вязати головы те кътором боярскыя, а руки выкладоша в судно и въставиша на сани и поидоша от Воргола, и пришедше в села и потом в Туров. Хотеша же послати по землям головы и пукы боярскыя, ино некуда послати, все княжение изымано, и тако пометаша головы и рукы боярскыя псом на снедь... Мнози человеци от мраза изомроша, людие облуплени суще (то есть, раздеты), мужие и жены и младенци”. Завершая рассказ обычным рефреном наказанием за грехи, автор особо подчеркивает: “Мню же и князей ради, понеже живяху в которе”. Князья, действительно, жили “в которе”, то есть в распрях. Это относилось и к двум названным князьям и последующие события проявили это в полной мере.
Ахмат оставил двух своих братьев сторожить слободы, а сам отправился в Орду, “держася рати Татарскыя”, поскольку “не сме жити в Руси”, пока князья оставались на свободе. И уже в следующем году Святослав Липецкий, не посоветовавшись с Олегом, решил провести акцию мести. “Два бесермена” с тридцатью русскими переходили из одной слободы в другую, когда были перехвачены дружиной Святолслава. Были убиты эти “бесермены” и 25 человек русских. Братья Ахмата бежали в Курск, а слободы разошлись кто куда. Олег, вернувшийся из Орды, осудил акцию Святослава. И у татар, и на Руси такие нападения квалифицировались как “разбойные”. Олег настаивал на том, чтобы Святослав шел оправдываться в Орду, но Святослав отреагировал жестко: “Аз сам ведаюся в своем деле, прав аз, аже есмь тако учинили, то суть мои ворози”.
Олег упрекал Святослава в нарушении договоренностей и в нежелании искать справедливости в Орде. Сам он снова отправился в Орду и, вернувшись с татарским войском, “уби князя Святослава по цареву слову”. А вслед за тем брат Святослава Александр убил Олега и его сына Давыда. “И сътворися радость диаволу и его поспешнику бесерменину Ахмату”, — заключается рассказ в Симеоновской летописи. Никоновская летопись и “История” Татищева содержат указание на то, что Александр тоже ходил в Орду с дарами, и получил от хана рать, с которой и расправился с Олегом и (в этом варианте) с двумя его сыновьями. И завершается повесть в этих источниках философски: “Многа убо и велика сиа повесть, но множества ради оставлена бысть; может бо и малая сиа повесть человеку ум имущему плач и слезы сътворити”.
Поводом для “плача и слез” могло послужить и еще одно деяние русских князей. Вскоре после занятия Тохтой великоханского стола в Орде, Андрей Александрович и князья ростовские, а также епископ ростовский Тарасий, отправились в Орду с жалобой на Дмитрия Александровича. Хан сначала думал вызвать в Орду Дмитрия, но затем решил отправить с просителями брата своего Дюденя с большой татарской ратью. Переяславцы разбежались, а Дмитрий бежал в Псков. Печально знаменитая “Дюденева рать” рассыпалась по Суздальской земле, взяла и разорила 14 городов, включая Владимир, Суздаль, Переяславль, Москву. В стороне от разорения осталась только Тверь (но и она была разорена в следующем году другой ордынской ратью). Дюдень собирался идти и на Новгород, но новгородцы откупились богатыми дарами. Ордынская рать повернула назад в степь, перегруженная, как обычно, награбленным имуществом и “полоном”, а Андрей Александрович продолжал добиваться великокняжеского стола основательно разоренного Владимира, который и получил после смерти Дмитрия в 1294 году.
Новый цикл межкняжеских противоречий начался в 1296 году, чем снова воспользовались татары: на Русь прибыл Олекса Неврюй с татарской ратью, выполняя и функции посла. Князья собрались на съезд, где против Андрея Александровича встали Михаил Тверской, младший брата Даниил Александрович и представители переяславцев. На сей раз разошлись мирно, но противостояние сохранилось.
В 1299 году Киев покинул митрополит Максим, “не терпя насилья от татар… и весь Киев разыдесь”. Максим поначалу направился в Брянск, но, в конечном счете, оказался во Владимиро-Суздальской земле и занял владимирскую кафедру. Этот факт показывает, что даже при всех многократных разорениях со стороны Орды и внутренних усобицах, именно Северо-Восточная Русь оставалась в перспективе единственной землей Руси, где могло начаться возрождение. Следующий XIV век, который тоже будет нелегким для Руси, подтвердит это положение и именно здесь, в конечном счете, начнется преодоление страха, растерянности, мелочных конфликтов князей и неорганизованности.

Источник: http://www.portal-slovo.ru\history\41013.php