ДМИТРИЙ И СЕРГИЙ

ДОНСКОЙ И СЕРГИЙ

Сергий Радонежский не благословлял Дмитрия Донского на битву с Мамаем

Победа на Куликовом поле, безусловно, является одним из самых значительных событий в истории России. Как и всякое явление подобного масштаба, с годами ее стали сопровождать всевозможные домыслы, добавления, "новые подробности", присочиняемые, как правило, с благими намерениями. В какой-то момент такие виртуальные факты вдруг выходят на первый план, делаются не просто историческим штампом, а непреложной истиной. В истории Куликовской битвы такого рода "истины" тоже встречаются.

Тест текстологический
Памятники древнерусской письменности, в которых отражены события 1380 г., давно выявлены в особый блок как "произведения куликовского цикла".
Первыми из них по времени написания являются статья 1380 г. рогожского летописца и аналогичная ей по содержанию статья 1380 г. Симоновской летописи. По мнению специалистов, оба этих источника вошли в летописный свод 1409 г., то есть их читали современники Куликовской битвы. В чем и ценность! Так вот, при описании подготовки к походу и самого сражения имя Сергия Радонежского там вообще не упоминается. Следовательно, ни о каком благословении им великого князя не идет и речи.
Второе по времени из сохранившихся свидетельств о событиях 1380 г. передает Новгородская 1-я летопись. Специалисты считают ее также восходящей к своду 1409 г. В том смысле, что он являлся первоисточником для новгородского автора летописи. Сама же Новгородская 1-я летопись появилась в летописном своде 1448 г., следовательно, была создана в 40-е гг. XV столетия. Со времени Куликовской битвы прошло уже более 6о лет. Живых свидетелей этого грандиозного события практически не осталось, по крайней мере, их можно было бы по пальцам пересчитать.
И здесь о Сергии Радонежском вообще не упоминается.
В то же время новгородский автор сообщает интересный факт, который никак бы не мог увидеть свет в предыдущих повествованиях московских авторов: перед самой битвой, когда русские вышли на Куликово поле и увидели против себя готовую к бою татарскую рать, первой их реакцией была паника, многие новобранцы из московских полков бросились бежать... Но далее летописец воздает должное великому князю Дмитрию Ивановичу и князю Владимиру Серпуховскому, которые резко прекратили панику в рядах своих воинов и быстро настроили их на боевой лад.
Третий по времени рассказ о Куликовском сражении нашел место на листах Софийской 1-й и (с почти аналогичным текстом) Новгородской 4-й летописей. Обе они восходят к общему протографу – Новгородско-Софийскому своду 30-х гг. XV в. Но при этом рукопись Софийской 1-й летописи датируется специалистами 1481 г. По крайней мере, в этот год она была закончена. Оригинал Новгородской 4-й еще позднее. Понятно, что ни о каких живых свидетелях битвы 1380 г. говорить не приходится.
Сто лет прошло, и в летописях впервые упомянуто имя Сергия Радонежского. Но совсем не в том контексте, в каком связывают его с Куликами нынешние апологеты: "И тогда приспе грамота от преподобного игумена Сергиа от святого старца, благословенаа". Но никакого столь трогательно сейчас многими описываемого посещения в августе 1380 г. великим князем Дмитрием, будущим Донским, Троице-Сергиева монастыря и получения им личного благословения и напутствия от настоятеля старца Сергия в летописном источнике не было. А было письменное пожелание удачи (если пошел, значит, иди до конца, и да помогут тебе...), пришедшее на Дон 6 сентября 1380 г., за два дня до сражения.
Все вышеупомянутые произведения куликовского цикла относятся к предмету истории, а вот следующий по времени памятник цикла – это уже литература. "Задонщина" – поэтическое произведение на мотив и в стиле "Слова о полку Игореве". Авторство этого сочинения связывают с именем Софония Рязанца.
Имя Сергия Радонежского там вообще не упоминается.
На самом древнем списке "Задонщины" имеются отметки либо автора, либо переписчика, даты: 1470, 1475, 1483 гг. и даже указание, что 8 сентября 6988 г. Куликовской битве "прешло лет 100". То есть для читателя сюжет покрыт если не дымкой тумана, то неким флером давно прошедшего времени. Как для нас русско-японская война. И читатели конца XV в. знали, конечно, о факте Куликовской битвы, но детали им были уже недоступны.
Прошел еще какой-то отрезок времени, и на основе "Задонщины" в начале XVI в. появился прозаический литературный текст "Сказание о Мамаевом побоище". Здесь автор уже подпускает в сюжет массу фантазий и новых коллизий, способствующих поддержанию интриги в его романе. Вот здесь-то Сергий Радонежский уже благословляет Дмитрия Донского по полной программе: и устно в Троицком монастыре, и письменно на Дону. Отсюда и черпают вдохновение все ныне с жаром говорящие о благословении великим старцем великого князя. Согласитесь, в обыденной жизни довольно странно и даже нелепо выглядят попытки принимать эпизоды литературного сюжета за чистую монету, да еще и истово убеждать в том окружающих.
С легкой руки Карамзина утвердился тезис о духовном участии Сергия Радонежского в подготовке похода на татар. Он написал буквально следующие строки: "...Димитрий, устроив полки к выступлению, желал с братом своим Владимиром Андреевичем, со всеми князьями и воеводами принять благословление Сергия, игумена далекой Троицкой обители... Летописцы говорят, что он предсказал Димитрию кровопролитие ужасное, но победу -смерть многих героев православных, но спасение великого князя; упросил его обедать в монастыре, окропил святою водою всех бывших с ним военачальников и дал ему двух иноков в сподвижники, Александра Пересвета и Ослябю, из коих первый был некогда боярином Брянским и витязем мужественным. Сергий вручил им знамение креста на схимах и сказал: "Вот оружие нетленное! Да служит оно вам вместо шлемов!.."
Известно, что в своем труде Карамзин фактически пересказывал содержание Синодальной 365-й и Никоновской летописей, где-то литературно закругляя, а где-то заостряя сюжетную линию. Если заглянуть в указанную Синодальную летопись, которая, кстати, была написана довольно поздно, в середине XVI в., то легко обнаружить, что статья под 1380 г. в ней заменена вышеуказанным "Сказанием о Мамаевом побоище". Каковое и процитировал Карамзин.
Тест агиографический
Автор "Сказания" жил все-таки в средние века, а посему вряд ли посмел бы так вольно обращаться с фактами из биографии преп. Сергия Радонежского. Он, конечно, мог придумывать детали, но фактура должна была оставаться канонической, иначе не миновать ему скорого на расправу церковного суда. И автор "Сказания" действительно почерпнул подоснову встречи преподобного старца с великим князем в житии Сергия Радонежского, составленном Пахомием Сербом.
Первоначальное житие преп. Сергия Радонежского было создано в 1418-1419 гг. монахом Епифанием. Из текста видно, что Епифаний, будучи постриженником Троицкого монастыря, лично знал Сергия, по крайней мере, в течение последних двадцати лет его жизни, от 60-х гг. до 1392 г.
Работая над житием, Епифаний параллельно поместил биографические сведения о Сергии Радонежском в им же составляемую летопись (современное ее название -Троицкая, по месту создания). Его тексты важны тем, что, лично зная Сергия, он не мог утрировать как основные черты характера Преподобного, так и некоторые важные события монастырской жизни. Тем более что читателями жития были здравствующие ученики и постриженники преп. Сергия. В Епифаниевом житии нет эпизода с благословением Дмитрия Донского.
Нет его и в более раннем произведении Епифания "Слово похвально преподобному отцу нашему Сергию". Оно было написано по случаю освящения новой соборной церкви 25 сентября 1412 г., в 20-ю годовщину смерти Преподобного. А уж если бы благословение на битву с татарами имело место быть, то Епифаний как свидетель этого мощного патриотического жеста со стороны Сергия Радонежского, вне всяких сомнений, выделил бы этот факт в похвалу старцу. Но – нет!
В 1432-1445 гг. труд Епифания подвергся существенной переработке, которую провел выходец с Афона сербский агиограф Пахомий Логофет. В дошедших до нас трех пахомиевых редакциях исторический колорит выхолощен и заменен нравоучительными общими местами со многими заимствованиями из житий восточных святых.В житии авторства Пахомия читаем, что Дмитрий Донской, отправляясь на битву с Мамаем, говорит преподобному Сергию: "аще убо Бог поможет ми млитвами твоими, то пришед поставлю церковь во имя Пречистыа Владычица нашя Богородица честнаго Еа Успениа и монастырь съставлю общаго житиа". Ниже читаем, что после победы на Куликах Сергий "призва же и княза великаго и оснавата церковь, иже и вскоре сътворише церковь краску во имя Пречистыа на Дубенке и съставишя обще житие".
Успенский Дубенский монастырь действительно существовал и располагался приблизительно в 50 км северо-восточнее Москвы, у села Стромынь, близ ныне широко известной Черноголовки.
В уже упоминавшейся Троицкой летописи под 6887 г. (то есть под 1379-м) значится: "Того же лета игумен Сергии, преподобный старець, постави церковь въ имя святыя Богородиця честнаго ея Успениа <...> на реце на Дубенке на Стромыне и мнихи совокупи... А свещена быстъ та церкви тое же осени месяца декабря в 1 день на память святаго пророка Наума. Сии же монастырь въздвиже Сергии повелением князя великого Дмитриа Ивановича".
Здесь не указано, что Успенский Дубенский монастырь возведен именно в честь победы на Куликовом поле. Зато твердо указано время освящения его соборного храма – 1 декабря 1379 г. За десять месяцев до сражения на Куликах!
А между тем Троицкая летопись вошла в летописный свод 1409 г., иными словами, с этого времени была доступной для прочтения. То есть во время, когда живы были еще свидетели событий 1380 г. Понятно, что Пахомий Серб, ознакомившийся с ней через 20 лет, творчески переработал вышеуказанный текст в нужном ему направлении. Но не учел, что Куликовская битва произошла 8 сентября, в день праздника Рождества Богородицы. Ведь совершенно ясно, что обетный монастырь в этом случае должен быть посвящен Рождеству, а никак не Успению Богородицы, которое празднуется 15 августа. Например, Бобренев монастырь под Коломной, построенный на средства героя Куликовской битвы воеводы Дмитрия Боброка, наименован в честь Рождества Богородицы.
Следует еще попутно заметить, что Пересвет и Ослябя были похоронены в Симоновом монастыре в церкви, кстати, тоже в честь Рождества Богородицы. Опять же совершенно очевидно, если бы они были насельниками Троице-Сергиева монастыря, то их бы предали земле по месту жительства.
Тест церковно-исторический
Глубоко погружаться в слишком специальные и скучные для массового читателя текстологию с агиографией, собственно, и не следует. Достаточно просмотреть более динамичные страницы русской церковной истории.
В "Сказании о Мамаевом побоище" утверждается, что, получив благословение Сергия Радонежского, Дмитрий Иванович прибыл в Москву. Горячо молился в Кремле, в Архангельском соборе и получил благословение на поход против татар у митрополита всея Руси Киприана.
Н.М. Карамзин, усердно переписывая "Сказание", тем не менее выбросил из своей "Истории" этот эпизод. Потому что прекрасно знал: в 1380 г. митрополита Киприана в Москве не было и быть не могло. Более того, Дмитрий Донской никогда бы не попросил у него благословения.
С 1355 г. на Руси формально правящим архиереем был митрополит Алексий. Но его не признавали в так называемой Литовской Руси (Киев, Смоленск) и в соперничающей с Москвой Твери. В 1375 г. константинопольский патриарх рукоположил в митрополиты всея Руси местного церковного деятеля Киприана. При живом и действующем митрополите Алексии. Правда, тому было уже 8з года, и греки надеялись, что ему недолго осталось, а Киприан, далекий от московского влияния, сумеет объединить всю русскую митрополию.
Напрасно надеялись, потому что у Дмитрия Ивановича был свой кандидат – промосковски настроенный и лично всем обязанный великому князю епископ Михаил.
Алексий скончался 12 февраля 1378 г. С этого момента в русской церкви началась открытая борьба двух группировок. Одна из них поддерживала Киприана, другая – Михаила, который по повелению Дмитрия Ивановича был собором русских епископов возведен в сан митрополита. Наиболее активными сторонниками Киприана выступали игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский и его племянник игумен Симонова монастыря Феодор. Именно с ними вел переписку Киприан, находившийся в Киеве.
Киприан решил действовать наступательно и без княжеского приглашения выехал в Москву. В первом дошедшем до нас послании Сергию и Феодору от 3 июня 1378 г. Киприан пишет: "...еду к сыну своему ко князю великому на Москву... Вы же будите готовы видетися с нами, где сами погадаете".
Дмитрий приказал не пропускать незваного гостя к Москве. Его люди обошлись с митрополитом довольно грубо: надавали тумаков, ограбили и отправили назад в Киев. Кроме того, великий князь приказал перехватить монахов, посланных Сергием и Феодором для связи к Киприану – "послы ваша розослал" – как сказано во 2-м послании Киприана к тем же адресатам. В этом послании от 23 июня 1378 г. Киприан предал анафеме великого князя Дмитрия, будущего Донского, его бояр и митрополита Михаила. Таким образом, все они были отлучены от церкви.
Ответ Сергия Радонежского и Феодора Симоновского митрополиту Киприану до нас, к сожалению, не дошел. Но то, что он был весьма благоприятным для Киприана, можно судить по 3-му посланию к этим лицам от 18 октября 1378 г.: "Елико смирение и повиновение и любовь имеете к святей божией церкви и к нашему смирению, все познал есьм от слов ваших. А како повинуитеся к нашему смирению, тако крепитися".
Сергий Радонежский и круг его собеседников и сотаинников из подмосковных монастырей, вне всякого сомнения, поддерживали анафемствование великого князя.
Летом следующего 1379 г. борьба церковных группировок обострилась. Наиболее авторитетный сторонник Киприана (и ученик Сергия Радонежского!) епископ Суздальский и Нижегородский Дионисий, единственный из архиереев, дерзнувший выступить против воли великого князя, вознамерился отправиться в Константинополь, чтобы там просить о помощи патриарха. Дмитрий Иванович распорядился посадить его под арест. Дионисий же обратился к великому князю с просьбой: "Ослаби ми и отъпусти мя, да живу по воле. А уже к Царюграду не иду без твоего слова. А на том всем поручаю тебе по себе поручника старца игумена Сергия".
То есть Сергий Радонежский, моральный авторитет которого, несмотря на всю его оппозицию великому князю, все-таки что-то да значил в сознании Дмитрия Донского, дал слово, что Дионисий не поедет в Константинополь, не расскажет там об отлучении московского владыки от церкви. Дионисия отпустили, и он... "бежанием побежа к Царюграду".
Никоновская летопись под июлем 1379 г. показывает реакцию Дмитрия Донского: "И печаль бысть о сем великому князю... и негодование на Дионисия, еще же и на преподобнаго игумена Сергия..."
* * *
Из вышеизложенного ясно, что отношения Дмитрия Донского и Сергия Радонежского, сложившиеся перед Куликовской битвой, не были таковы, чтобы просить и получать благословение. В XIV в. это было всем ясно. Но XV и XVI вв. возникла необходимость подвести под действия светской власти священную санкцию. Было ли это связано с завершением собирания русских земель и развитием идеи "Москва – третий Рим" или с окончательным освобождением от власти татар – сейчас трудно сказать. Однако понятно, что возникновение легенды о благословении Дмитрия преподобным Сергием – это яркий пример большого государственного пиара, который и сегодня продолжает успешно работать.