ПРОКЛЯТИЕ СЭБОЛА. продолжение.

Тотчас собрались
все асы на тинг,
и асиньи все
сошлись на совет:
о том совещались
сильные боги,
отчего сны у Бальдра
такие зловещие.
Сны Бальдра
Старшая Эдда

Викинга звали Ятмунд. Он был молод, но уже известен. И, люди частенько добавляли, удачлив. Что ж, в этом была своя правда, иначе как мог увидеть тридцать второй снег воин, ходивший в походы с пятнадцати лет?
У Ятмунда было всё, что пристало настоящему викингу: корабль, дружина да слава из тех, что заставляет оглядываться вслед проходящему хирду. Да ещё прозвище – Смелый, тоже не последнее дело. Прилипло оно к викингу из-за того, что он любил надевать посеребренную кольчугу в бою. Начищенную до ослепительного блеска и оттого сверкающую, словно мелкая волна в пронизанный солнцем день. Немало смелости надо иметь, чтобы надеть драгоценную бронь пред лютой сечей! Каждый хирдман с драккара неприятеля старался свалить викинга, облитого серебряной чешуёй, стащить её с остывающего тела.
Но хёвдинг до сих пор был жив и весел, а вереница его врагов полнила пиршественный чертог Отца Побед.
Ятмунд тоже прибыл на тинг так, как подобает удачливому хёвдингу, - на корабле да с дружиной. Он не так давно вернулся из викинга в земли англов и привез много серебра и рабов, в очередной раз добавив себе славы. Потому и представлял на тинге свой фюльк.
Тинги бывали разные: от хустинга - домашнего схода до альтинга - всеобщего схода. И это было значимое событие, так как там растили новую вражду и дружбу, договаривались о сделках и вершили суд. И Ингвар сын Эгиля неспроста уехал из Сэбола в недобрый час.

Тингнесс - так было названо место, где созывали тинг. Было это на вершине высокого утёса. Как говаривали мудрые люди, Тингнесс сотворил громовержец Тор. Было это в те времена, когда Асы вели войну против великанов - йотунов. И больше всего страшились чудовища разящего молота бога Тора - Мьолльнира. В страхе убегал синекожий, но молот-молния был быстрее. Вот настиг великана Мьолльнир и грянул о каменную голову так, что йотун умер на месте. Понесла Аса-Тора прочь колесница, запряжённая козлами, а великан остался там, где погиб, прислонившись к скале исполинским телом.
С тех пор утекло немало воды, но стоило присмотреться к Мысу Тинга, и становилось ясно, что не так уж много и неправды в россказнях про великанов.
А на самом верху, где ливни и ветер выели гиганскую лысину, созывали правый сход - Тинг. Это была добрая поляна, словно созданная для поединков. Но кровь ни разу не обагряла утоптанную землю - тут вершили суд. И надо думать, Асы не раз и не два приходили сюда посмотреть, всё ли вершится честь по чести.
Поляна была огорожена вехами из священного орешника. Меж ними была протянута верёвка - граница суда.
И в один из дней Ингвар бонд стоял на этой поляне. А на него смотрело тридцать шесть пар внимательных, много повидавших за долгую жизнь глаз - судьи, по двенадцать из каждого фюлька. И хозяин Сэбола вел неторопливый рассказ о неудачах в его дворе.
-...Мои люди никогда не видели, что это за тварь. Но следы похожи на медвежьи, только крупнее. Гораздо крупнее.
Один из судей встал. У него был только один глаз, и когда ветер разметал его седую бороду, заметившим это показалось, что Отец Богов самолично посетил судебный сход.
- Меня называют Вигфус Законник, и я уже восемнадцать зим езжу на тинг говорить за свой фюльк. Когда я был избран в первый раз, Торольв Хромой пожаловался на медведя, который грабил и убивал людей наравне со скотиной. В то время это была не редкость. Медведя объявили вне закона и назначили цену за его голову. Вскоре его убили. И кажется мне, я не сильно ошибусь, если скажу, что тут надо поступить также.
За Ятмундом хёвдингом сидело двое. Один был старше вождя, другой годился ему в сыновья. Но хоть второй был самым молодым аскеманном - человеком ясеня, он уже успел повидать столько, что хватило бы не на одну седую голову. Его звали Хрольв. А чаще Хрольв хольд, что значило воин.
У старого викинга, снег прошедших зим наполовину закрыл пшеницу волос, вся левая половина лица было стянута в уродливую гримасу старым ожогом. Викинга звали Хельги по прозвищу Палёный. И у него была застарелая привычка тереть свою когда-то поеденную огнём голову.
Вождь неспроста взял с собой их двоих: один поможет советом, другой посмотрит да поучится. Владеть словом - ещё, пожалуй, сложней, чем оружьем. Да и кто ещё так красит вождя, как не верные хирдманы?!
Все разом заговорили, большинство с одобрением кивало головами. Многие посмотрели на Ингвара бонда. Хозяин Сэбола поднял голову и сказал:
- Пять марок серебра!
"Ого, целых пять марок! Это пять рабов - трэлей или отара овец, семь рабынь или двенадцать коров. Такое богатство!" - мысли взвихрились, словно жёлтые листья по осени. Хрольв взглянул на седого воина.
Хельги Паленый почесал голову, подмигнул – потерпи, мол, ещё – и хитро улыбнулся.
- Сколько людей убил твой тролль, бонд? - крикнул Палёный и вновь подмигнул хольду.
- Больше двух десятков,- Ингвар сын Эгиля повесил голову на грудь.
- Тогда его голова стоит больше! - Ха! Плох тот викинг, что прежде всего пользует меч, не ум! Паленый был намного старше Ятмунда хёвдинга. И теперь становилось не так уж удивительно, что он до сих пор был жив.
- Я добавлю ещё пять, викинг, если ты сделаешь это до Йоля.
Вот тут-то и встал Ятмунд вождь и произнёс:
- Славное это будет дело, и награда тоже славная. И про то не раз вспомнят скальды, как ходили в гости к троллю викинги Ятмунда Смелого.

III

Локи сказал:
"К Эгиру в дом -
войти я решил
и на пир посмотреть;
раздор и вражду
я им принесу,
разбавлю мед злобой".
Перебранка Локки
Старшая Эдда

Они приехали втроём, как ходили на тинг: "Немного славы обретут убийцы, коль убили одного всем хирдом!" Что ж в этом была своя правда. Да и десять марок серебра гораздо лучше делятся на троих, чем на десять - двадцать.
Зима уже вовсю вступила в свои права. Потянулась со сна, сползла с извечных горных снегов в долины. Глянула синими неживыми глазами в людские дома, на горящий огонь. Но не вошла - помела-полетела стылой позёмкой. Облила инеем леса, припорошила снежным мехом хвою. Сковала гладким стеклом гладь Китового фиорда.
Кони шли легко. Потрескивал под копытами уже слежавшийся снег. Позади тоскливо шелестели полозья саней.
Сэбол встречал гостей неласково. Не бежала впереди чинных хозяев весёлая ребятня. Люди стояли хмурые. Облитые лунным светом жители Сэбола смотрели тяжёлым взглядом на гостей. На хозяина.
Ингвар бонд не спеша слез с коня, вышел вперёд и подпёр кулаками бока. Навстречу ему вышел Тьод кузнец.
- Мы думали, ты уже не вернёшься, Ингвар сын Эгиля.
- Плохим был бы я бондом, если бы бросил землю и людей, испугавшись какого-то медведя...
- Я видел этого зверя и больше не хочу. Я ухожу на юг, кузнецы нужны всюду. И мало мне проку сидеть здесь и ждать, когда этот турс - великан в медвежьей шкуре придёт за мной.
Ингвар бонд смерил Тьода взглядом и проговорил:
- Не думал я, что моих коней подковывала баба в мужском платье.
Кузнец промолчал, но тут кто-то крикнул позади него:
- Я пойду с Тьодом!
Это сказал один из свинарей - Ингвар бонд хорошо знал своих людей. Рука сама легка на рукоять меча. Глаза сузились. Ингвар Эгильсон когда-то, поговаривали, ходил на боевом корабле и, добавляли, был на той палубе не лишним. Слышавшие часто посмеивались и не верили. Хотя стоило бы...
На локоть бонда легла узкая ладошка увитая голубыми змеями жил, меченая коричневыми пятнами старости.
- Отпусти их, Ингвар сын Эгиля!- голос ведьмы был хриплым, словно воронье карканье. - Опусти их, и я расскажу про великана!
Хозяин Сэбола посмотрел на Химинбьёрг. Зелёные, со слегка вытянутыми зрачками глаза внятно повторили: "Я расскажу".
- Я поведаю тебе, что знаю, Ингвар Эгильсон. А что из этого извлечёшь ты - дело твоё.
Бонд кивнул. Люди серыми тенями потянулись в дом. Сумерки уступили место Ночи. С неба мягко опустилось невесомое покрывало тишины, и мир застыл до утра.

- Это было давно, настолько давно, что только беззубые норны помнят, как это случилось. И Дырявые Горы тогда были в два раза выше, чем теперь.
В те времена граница Норэгр проходила гораздо южнее, а на этих землях сидели финны...- голос ведьмы шелестел старой листвой, вылетая в дымогон вместе с частичками пепла. Химинбьёрг поворошила угли в очаге. Взметнулся ворох искр, по стенам заплясали странные тени. Глаза ведьмы зелёно-жёлтыми пятнами блестели по ту сторону огня.
Хрольв оглянулся: вот расступилась в темноту бревенчатая стена, и луна осветила щербатые вершины утёсов. Залитый серебром нерушимо стоит вековой лес, жалобно воет ветер. И ещё тянет злом. Оно все ближе: древнее, запретное, много веков прятавшееся под каменной толщей. И до сих пор жаждущее крови. Вот стоит, согнувшись, схоронившись под зелёными еловыми лапами, срывая синими когтистыми пальцами кору со ствола. И смотрит голодными глазами на людей, и ждёт, ждёт...
- Эти земли принадлежали племени Лосося. А вождём тогда был Хармакарха. Это сейчас, после стольких зим можно об этом говорить, не опасаясь, что он приложит к стене хижины ухо. Его имя переводилось «седой медведь». И он не был «лососем». Его когда-то оставили возле одного из сейдов – финских священных камней, которые они мажут жиром, чтобы пришла онни – удача.
Мальчика нашёл мудрый нойда – колдун и вождь племени Лосося. Раньше люди верили, что чем ближе к северу живёт нойда – тем больше у него сил. Севернее «лососей» не было никого.
Колдун передал найдёнышу все тайные веды, а когда тот вошёл в силу, умер. Хармакарха стал вождём и сразу привел своё племя на то место, где его нашли.
А потом произошло вот что - узкая коричневая ладошка с прутиком вновь поворошила угли. Хрольв хольд оглянулся на Ятмунда. Вождь сидел, уставившись на пляшущие огоньки, позади него виднелся размытый тенями силуэт Палёного. Из костра взлетела стайка ярких птиц и, обгоняя одна другую, понеслась вверх.
- Все знают историю о том, как бог Локи убегал от Аса-Тора, перекинувшись в лосося,- зеленые глаза чуть сощурились, на сморщенном, словно печеное яблоко, лике ведьмы мелькнула горестная усмешка.- Его, конечно, поймали тогда. Но Отец Лжи научился одному хитрому приёму - перекидываться в рыбу. И научил его этому Хармакарха.
Он как раз собирал травы возле того ручья, к которому прибежал Локи. И не отказал лживому богу, когда тот попросил помощи. А потом... Потом, через какое-то время Хармакарха вновь встретил Сеятеля Распрей. Они пошли домой к нойде. Колдун жил в горах, в большой и просторной пещере, защищённой скальным козырьком. Всё в той пещере было из серебра, а посуда была из золота. Локи и Хармакарха стали есть и пить, и вино им подносила жена финна – красавица Хивинкар. А когда вино, окружающее убранство и красота жены колдуна вскружили голову Локи, он вытащил из мешка дивную накидку медвежьей шерсти и протянул её нойде как награду за своё спасение. Тёплая накидка оказалась колдуну впору, а так как было выпито уже немало, тот так и повалился спать, где сидел. А поутру не нашёл ни жены, ни золота-серебра, да вдобавок заклятая накидка срослась с телом...- костер затрещал, плюнув искрами, и каждому послышался тихий далёкий смех лживого бога.
- И что было потом? - Ятмунд хёвдинг посмотрел на Химинбьёрг.
- Ничего... Через несколько зим здешние финны перестали ходить в лес на охоту, потом и вовсе съехали...
- Ты что-то не договариваешь, ведьма, - Хельги потёр обожжённую голову и посмотрел на старуху.
- Потом через сто зим пришли сюда люди из вашего племени, но Хармакарха уже стал другим. Может, тролли и великаны Дырявых Гор прибрали его к рукам, а может, кто ещё... Говорили, что это и вовсе не тот колдун из племени Лосося. Только люди вскоре отсюда съехали, а через тридцать зим пришли другие. А потом и они бежали, оставив много людей лежать в этой земле. И после них приходили другие, но рано или поздно все съезжали. Лишь курганы Сэбола становились выше и выше. А потом пришёл дед Ингвара бонда, и поставил здесь крепкий дом. И всё было хорошо, но зло Дырявых Гор всё равно вылезло наружу. Кхе-кхе-кхе,- ведьма то ли закашлялась, то ли засмеялась.
- И теперь приехали вы, чтобы положить этому конец, взять добычу да зачерпнуть полным ковшом славы. Только и до вас приходили воины не хуже, и Зло в горах только крепчало. Оно старое, словно сами Горы, и хитрое, как семь лисиц, время над ним не властно. И сколько ещё съест таких вот героев, как вы? Уезжайте отсюда, пока ваших жён не назвали вдовами...
Ятмунд хёвдинг молча встал, отряхнул плащ и посмотрел на старуху.
- Сдается мне, добрая половина убитых врагов пришивала к моим ушам похожие речи. Но не я - они полнят Валхаллу, и мой меч ещё не встречал ничего, из чего бы не смог выпить жизнь, - викинг повернулся и вышел.
Хельги по прозвищу Паленый последовал за вождём. Хрольв выходил последним. Вдруг он обернулся и спросил:
- А что с женой? Женой нойды?
Глаза ведьмы помутнели, и голос задрожал.
- Говорят, когда Локи натешился с ней, она вернулась домой. Только вот муж её уже не смог признать. Он больше никогда не называл её сату – сказкой и унельмой – мечтой.
И уйти далеко она не смогла – крепко сшила их души любовь. Так и поселилась у моря и стала ждать: может когда – нибудь Хармакарха скинет проклятую шкуру и вновь обернётся лососем, серебряным месяцем прыгая через речные пороги – коски….
Викинг кивнул и вышел. Край тёмного расписанного звёздами неба мелькнул в проёме и тут же исчез, спрятавшись под кожаным пологом.

В длинном и узком, похожем на перевёрнутый драккар доме слышалось дыхание десятков глоток. Потухая, рдели в земляных очагах угли, дым блеклыми струйкам вился в дымогоны и дальше, туда, где властвовал мороз. Судя по чистому небу, завтрашний день обещал быть холодным. И снег, наверняка, будет так же трещать под ногами.
Хрольв, в отличие от хёвдинга и Хельги, долго не мог уснуть: ворочался на широкой, покрытой волчьей шкурой лавке, думал об охоте на зверя. Сон всё-таки сморил его, когда плоское лицо луны уже поднялось достаточно высоко, чтобы улыбнуться лежащим в доме.
Тронулся с места, качнулся длинный дом и сменился береговой кручей. Как раз такой, на которой обычно вспыхивали сторожевые костры, когда прибрежные воды резал хищный, венчанный драконьей мордой киль чужого корабля.
На серой, погрызенной желтоватым лишайником поверхности утёса стоял викинг. День был ветренный, и потому волосы и плащ воина развевались за спиной. Богатый плащ. Отороченный серым мехом, рыжий и от того ещё более нарядный. Наверняка, его хозяин какой-нибудь херсир или ярл, или просто удачливый хёвдинг.
Стоявший обернулся. С продубленного морскими ветрами лица на Хрольва глянул единственный глаз, второй был стянут большим шрамом - хольд знал, такого украшения никогда не будет у труса.
В лице морехода промелькнуло что-то до боли знакомое. А когда шрамолицый криво усмехнулся, сердце Хрольва так и бухнулось вниз: да это ж он, постаревший зим на тридцать. Вот, значит, каким викингом он станет - не худшую судьбу приготовили Асы. Старый мореход покачал головой: "Нет!"
- Нет?! - слово взорвалось в голове, оставив осадок горечи, словно от стоялого вина. - Не он. Тогда кто?
Мореход слегка качнул копьём и усмехнулся в пшеничную бороду. Хрольв знал это копьё. Оно осталось в наследство от деда Рагнара. Мать частенько показывала его сыновьям и рассказывала про славного деда. Рагнар хёвдинг, как говорили, измерил немало морей и отправил на пир к Отцу Побед не одного славного викинга. А потом однажды не вернулся из похода. Ни корабля, ни доброго хирда, дружины Рагнара хёвдинга. И в то лето во многих домах поселилась печаль...
Было у деда любимое копьё Ормодд, названное так, потому что в точности повторяло змеиное тело. Перед злополучным викингом дед оставил копьё дома, и многие потом сказали - оставил свою удачу. Так или иначе, Ормодд осталось отцу Хрольва, а после его смерти - двум старшим братьям. Над головами братьев тоже вскоре сомкнулась курганная земля, и копьё осталось Хрольву. Викинг, по правде говоря, его никогда не любил, и глубоко в левой половине груди носил подозрение, что заклятое оружье всё-таки свело со света отца и братьев - но про то, если кто и знает, так Один, Мудрейший из Асов!
Это было Ормодд - копьё славного деда. А этого крепкого старого викинга, у которого на голове осела соль сотни морей, наверняка, звали Рагнар хёвдинг. Хрольв теперь не сомневался.
Дед чуть прищурил едиственный глаз и неспешно закивал головой: "Всё так, всё так..." Потом чуть повернулся и указал копьём куда-то позади Хрольва. Хольд обернулся.
Возвышались впереди рваной громадой поросшие лесом горы, и от них волнами расходилась угроза. Копьё деда из-за плеча ясно указывало на пик снежной горы. Викинг снял с пояса украшенный рунами топор и пошёл вперёд. Встал, оглянулся. Дед Рагнар одобрительно кивал головой, синий глаз светился гордостью за внука. Хрольв повернулся и быстро зашагал вперёд. Там, у заметённых снегами вершин ждала слава!

Хрольв проснулся и вскочил с лавки. Неясное чувство угрозы не покидало, как будто сон ещё не кончился. И даже напротив - усилилось. Ни хёвдинг, ни Палёный не спали. И, похоже, уже давно, судя по тому, что Хельги уже успел надеть кожаную бронь с нашитыми пластинками железа. Ятмунд тоже аккуратно, стараясь не шуметь, потихоньку потянул заплечную суму с кольчугой.
Длинный дом Ингвара Эгильсона сладко спал: сопение и шумное дыхание людей разлеталось под невысокой крышей. Это хорошо, что люди бонда спят, как ни в чём не бывало - вот разбудят одного - второго, и уже ожил дом, зашевелился потревоженным муравейником. И Тот, от которого по Сэболу расходились волны ненависти, скорее всего, исчезнет так же, как и появился.
Хрольв, наконец, справился с завязками кожаных башмаков. Надел плотную бронь с железными кольцами, из которой вырос уже зиму назад. Взвесил на локте левой руки цветастый щит, потрогал резную рукоять топора. Посмотрел на Ятмунда и Хельги, кивнул - готов!
Викинги тихо крались меж спящих людей, когда снаружи послышался грохот. Жалобно застонала древесина, следом послышался глухой удар. Воины вылетели из дверей.
После беспросветной темноты тёплого дома морозный воздух враз умыл холодом, прогоняя остатки сна. Снова послышался шум и треск ломаемого дерева.
На пути воинов вырос лодочный сарай с зияющим на боку уродливым проломом. В недрах строения ворочался размытый абрис гигантского тела, слышалось глухое рычание. Вновь раздался глухой удар, из пролома вместе со щепками вылетел грозный рев. И тут Хрольв почуствовал запах. Запах зверя: свалявшейся промокшей шерсти, зловонного жаркого дыхания и чего-то ещё: мёртвого и холодного...
Сзади подошёл Ингвар бонд с десятком человек. В руках были факелы. Ятмунд посмотрел на огонь и произнёс:
- Метни туда огонь, парень. Кажется, я не сильно ошибусь, если скажу, что там уже нечего спасать.
Ингвар сын Эгиля посмотрел на викинга и кивнул державшему факел. Сгусток огня, гудя, словно рассерженный шмель, описал в ночи пару-тройку дуг и скрылся в проломе. Он упал под киль растянутого на катках корабля и сразу же кинулся лизать деревянное днище. А рядом с пузатым боком шевельнулась громадная тень и на людей глянули два жёлто-красных ока. Из глубины сарая поползло низкое рычание, а потом раздался удар в стену. И ещё один, и ещё!
А потом стена рухнула, и жители Сэбола вместе с викингами едва успели отскочить в сторону. А за падающей стеной в свете факелов вырос угольно чёрный силуэт Зверя.
Словно каменная глыба нерушимо стоял великан, и было в его облике немного медвежьего. Страшная заросшая седой шерстью морда была в два раза шире груди взрослого человека. А поверх зловонной пасти смотрели на людей два оранжевых глаза, и в них явно сидела смерть. А потом тварь ринулась вперёд!
Хельги Палёный как-то рассказывал, будто видел, как вначале зимы, когда Эгир заваривает в котле самые злые бури, море иногда рождает страшные волны. Подует легкий ветерок, потом и вовсе уляжется, и некоторое время всё вокруг замрёт, предчувствуя беду. Тяжко вздохнёт потемневшая пучина и пустит на берег волну-убийцу, что с шумом и грохотом пронесётся по берегу, словно сухие щепки, слизывая людей и дома.
Ятмунд хёвдинг почему-то подумал, что ещё стоит посмотреть, кто кого переплюнет – волна Эгира или турс, напавший на Сэбол. Люди разлетелись, словно фигуры с доски, хрустнув поломанными костями, продавленными грудинами. Ингвар Эгильсон откатился в сторону и вскочил, сжимая копьё. Короткий замах, резкий рывок – и полетела смерть на древке прямиком в затылок великана! Рядом взвились топоры Ятмунда и Палёного. Все три оружья летели почти одновременно, и Хельги уже прикидывал, как будет спорить, кто убил Зверя, выбивая из несговорчивого бонда обещанную плату. Как вдруг…
Угольная с серебром туша в двенадцать локтей длиной бухнулась оземь и исчезла. Лишь обиженно зарылись в пропаханный следами снег топоры да копьё. И ещё стонали раненые и смотрели в небо пустыми глазами убитые.
- Да, много видел я трусов, но в обличье тролля – впервые! – Ятмунд хёвдинг повернулся к хозяину Морского Жилища. – Стоило ли нам приезжать, чтобы посмотреть на того, чьё сердце в пятках сидит?!
Нахмурился Ингвар Эгильсон. И уже хотел пустить над снегом резкий ответ, как вдруг за спиной Ятмунда потемнело. А потом из почерневшего снега вмиг потянуло чёрной копотью, и позади викинга из морозного воздуха соткался страшный силуэт.
Хёвдинг, почувствовав смерть спиной, рубанул с полуоборота, но меч не дошёл до цели: чудовищные лапы смяли бронь, выдавливая из груди викинга сиплый выдох напополам с кровавой моросью. В лице – ни кровинки, лишь ноги сучат в трёх локтях над землёй. Хрустнули под страшным объятием кости, и вождь как-то странно обмяк, словно тряпичная кукла, повесив голову на плечо.
Страшно крикнул Палёный и нырнул под удар. Рубанул наискось по задней лапе, разрубая кости. Брызнула на грязный снег чёрная кровь. Зверь взревел и повёл мордой вниз. Хельги, казалось, только того и ждал. Замахнулся и, крякнув, опустил блестящую полосу плетёной стали на лобастую голову монстра.
Меч серебряной рыбой отскочил от черепа Зверя, оставляя пропаханную кровавую борозду на месте удара. Забрызганная чёрными каплями морда медленно, словно во сне, плыла вниз. Палёный застыл, странно дрожа под немигающими оранжевыми буркалами. Хрольв подбегал и уже понимал, что опаздывает…
Все заворожено смотрели на заросшую седым волосом голову великана, неторопливо опускавшуюся к Хельги. Вот раскрылась чёрная пасть, также спокойно и страшно, словно Зверь зевал. И вдруг резко сомкнулись, клацнули клыки. Крраммс! Глухо, словно повернулись под водой глубинные камни. Забрызганная морда повернулась в сторону что-то кричавшего, подбегавшего Хрольва, а позади тихо опускалось на снег тело без головы - в руках до крови сжатый меч.
И так же тихо и медленно, словно весло при неторопливом ходе корабля, полетела- поплыла в сторону викинга каменная лапа.
Воин вскинул красно-синий блин щита. Брызнули в стороны разноцветные щепки. Перед глазами взорвалось косматое солнце и мир залило нестерпимым светом. Хрольв, падая, ещё почувствовал, как под коленями смялся снег, а потом всё поглотила чернильная тьма…

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ РАССКАЗА