ПРОКЛЯТИЕ СЭБОЛА. заключитедльная часть

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА

IV

"Норн приговор
у мыса узнаешь
и жребий глупца;
в бурю ты станешь
грести осторожно,
и все ж ты потонешь".
Старшая Эдда
Речи Фафнира

- Там, так же, как и в нашем мире, живут звери и птицы, так же течёт вода в реках, только всё пронизано смертью. И правитель страны – не конунг или знатный ярл. Нет! Кхе-кхе-кхе, - ведьма захлебнулась лающим смехом. – Хозяев тех земель знают все, но не многие видели воочию. Кхе-кхе-кхе.
Туонен – укко – так зовут отца, Туонен – акка – это его жена, старая женщина с крючковатыми пальцами. Туонен - пойка – вечно голодный до крови сын, Туонен – тюттерет – их дочери, малые ростом, с лицом чёрного цвета. Знаю средь них Кипу – тютта – дочь болезней и Ловиатар, что, оседлав ветер, родит девять мук рода человечьего, - голос старухи проникал в опухший разум сквозь пелену тумана.
Хрольв медленно разлепил глаза. В жилище ведьмы царил полумрак. Свет косыми пыльными лучами проникал сквозь прорехи в кожаном пологе.
Сколько же он провалялся на заваленном тряпьём ложе?! Викинг поднял руку и пощупал голову. Пальцы медленно прошлись по грубой холстине, служившей повязкой. Воин усмехнулся: наверняка, как заживёт, украшение останется не хуже, чем у деда Рагнара.
- Знаешь ли ты, пришедший с Юга, как называют богиню смерти?! А, воин?! Кха-кха-кха! – каркающий торжествующий смех ведьмы донёсся из тёмного угла лачуги. – Откуда тебе знать, выросший на море! Её имя слышали лишь те, кто испокон веков мерил на оленьих упряжках Финнмёрк. Её называют Калма.
Калма приходит к каждому, и у всякого забирает положенную от века дань. А знаешь ли ты, мореход, что значит «калма»?
Хрольв поднялся и пару мгновений постоял, закрыв глаза. Слабость кружила голову. Открыв глаза, пошёл вдоль стены, слегка пригибаясь под низкой кровлей. Из покрытой дёрном крыши внутрь лачуги пробивались тонкие, засохшие до весны корни.
Подойдя к входу, потихоньку отодвинул полог. Свет серого дня больно резанул глаза. Свежий воздух оказался слишком хмельным после спёртого полумрака хижины. Запахи заполнили разум воина, и Хрольв почувствовал, как снова проваливается в душную темноту. Словно брошенный с утёса камень погружался в омут, постепенно опускаясь в темноту. А с той стороны волны, где ещё расходились круги, хрипло звучал женский голос.
- Калма – значит запах мёртвого тела, хольд. Запомни это! Кха-кха-кха…

Открыв глаза в следующий раз, викинг нашёл себя на том же ложе в хижине ведьмы. Голова почти не кружилась, и наплывавшая волнами дурнота до поры затаилась где-то в дальних покоях разума.
Хрольв медленно сел, натянул кожаные башмаки. Подтянув ноги, кое-как справился с завязками. Пошёл к выходу. Зажмурив глаза, отдёрнул полог и вышел наружу. Свет солнца слепил сквозь низкие облака. Ветер медленно обволок викинга, принеся с собой запах сырой земли.
Хрольв выдохнул и медленно разлепил глаза. Прямо под ним раскинулся Сэбол. Двор Ингвара бонда был пуст: ни человека, ни скотины. Лишь темнела на снегу копоть да угли, а ещё продавленные до земли следы. Сиротливо топорщились двери дружинного дома, приглашая заглянуть в тёмное чрево…
Ветер снова принёс запах сырой земли напополам с морской солью. Хрольв посмотрел правее: на подпиравшем прибрежный утёс холме чернела земля. Викинг потянул носом – свежевскопанная.
Позади раздался хриплый вороний кашель. Воин оглянулся: на выбеленном морем и ветром бревне сидела ведьма, ножом ковыряя грязный ноготь.
- Это твоего вождя и того морехода со спаленным лицом вчера внесли в могильный курган. Гисли по прозвищу Скальд сказал вису, когда на домовину сыпали землю.
А после Ингвар сын Эгиля ушёл, и с ним все его люди.
Хрольв, не слушая старуху, шёл вперёд, к последнему пристанищу хёвдинга и побратима. Подошёл, молча потрогал, подсохший бок кургана и пошёл на берег. Постоял, посмотрел и взял плоский камень. Раны выпили немало сил, потому камень показался тяжёлым. Липкий пот мелкими бисеринами облепил лоб, когда викинг, наконец, подтянул его к кургану, оставляя колею на продавленном снегу. Примерился и поставил. Пошёл за следующим.
Когда короткий серый день сменился сумерками, работа была закончена: вокруг кургана выросли очертания корабля. Хрольв посмотрел на могилу и кивнул – теперь каждому будет ясно – здесь покоятся мореходы. Всё честь по чести.
Викинг повернул голову в сторону Дырявых Гор - теперь осталось отомстить. Думалось холодно и спокойно. Хрольв отряхнул землю с колен и пошёл в сторону жилища ведьмы.

- Ты не первый, мореход, кто пошёл за советом к старой Химинбьёрг. И тебе я скажу то же, что и остальным. Но что возьмешь ты – дело твоё. Многие знают сагу о Сигурде Убийце Дракона. Змея Фафнира убить мог почти любой, но вот войти к нему в пещеру, зная, что Зло где-то там, в тёмном прогорклом зеве горы…
Хрольв смотрел в глаза старухи - в них бился пламень костра.
- Его не убить ни в свете дня, ни под покровом ночи. Он уже давно сменил этот мир на другой. Турс там уже давно не в гостях – он там дома. Ты должен убить Его в Туонеле – мире мёртвых Финнмёрка. А для того, чтобы отыскать дорогу в Туонелу, нужно лишь одно – позвать в гости Калму!
Огненная пляска в глазах карги остановилась, огонь замер, ожидая ответа.
- Пусть будет так.
- Многие шли ко мне за советом, мореход, но ещё никто ему не последовал. Кхе-кхе-кхе. Ты будешь первым…

V
"О ты, глупый, сумасшедший,
Человек с рассудком слабым!
Без причины, без болезни
К Туони ты сюда спустился.
Шел бы лучше ты обратно,
Шел бы в собственную землю:
Многие сюда приходят,
Но немногие уходят.
Калевала. Руна шестнадцатая

Ждать пришлось ещё неделю. За те дни ничего особо значимого не произошло.
Силы почти полностью вернулись к викингу. Под повязкой на голове оказался большой рубец, начинавшийся на углу правой брови и заканчивавшийся на левом виске. Хрольв долго смотрел на своё отражение в замёрзшей луже и думал. У труса такого и впрямь никогда не будет. Шрам укажет на то, что его хозяин не отвернулся в бою, а значит, смело посмотрел опасности в лицо. И он, наверняка, не носит сердце в пятках. А значит, он красив, и это даже не зависит от его внешности. Хех!
Хольд долго точил украшенный рунами топор и скрамасакс. Нож стал до того острым, что можно было срубить голову одним ударом. Не легендарный Грам, что, говорят, резал плывущие по ручью хлопья пуха наравне с волнами, но всё ж…
Пять раз луна и солнце обновились на небе, и наступил день, назначенный увидеть смерть Хрольва сына Асгрима из Северного Мёра.
И вновь викинг стоял возле кургана, схоронившего побратимов и гладил сырой бок. А потом врезался деревянной лопатой в земляное тело холма. Сзади согласно, по-птичьи, кивала головой ведьма.
Бледное солнце поднялось на четыре пальца, и из разрытой ямы показался дом мёртвых – сруб-домовина. Викинг очистил стену от налипшей земли и снял первое бревно. Вскоре на месте бревенчатого забрала домовины зиял чёрный пролом.
Хрольв взял поданный старухой факел и вошёл к побратимам.
В тесной камере покоились люди, чьим ремеслом при жизни была война: головы были приподняты на щитах, рядом лежали мечи и копья. С другой стороны стрелы и луки.
В неверном свете факела лица викингов светились масляным блеском. Их не слишком-то и приводили в порядок: у Ятмунда на синих губах чернела запёкшаяся кровь, голова Палёного едва держалась на окровавленной шее. Что ж, по крайней мере, валькирии при входе в Валгаллу не будут задавать лишних вопросов!
Хрольв положил меж мертвецов заготовленный щит. Неспешно отцепил от пояса нож и топор, оглянулся. Химинбьёрг протянула лук со стрелами.
- Ты навряд ли снова увидишь Пейву - Солнце, мореход. Но по другому пути пойдёшь – ни мести, ни жизни не найдёшь! Так что, пусть с тобой пребудет громовик Укко!
Викинг постоял, кивнул и молча улёгся среди мертвецов. Побратимы, казалось, даже несколько подвинулись и улыбнулись уголками глаз.
Ведьма, кряхтя, принялась ставить брёвна. Брёвна постепенно заполняли проём, вытесняя дневной свет. Вскоре остались лишь тоненькие щели, но и они исчезли одна за другой, когда о домовину зашуршала земля.

Братьев Хрольва звали Бьёрн и Вигфус. Славные имена, только вот удачи не слишком много-то принесли. Первый встретился с Отцом Побед на шестнадцатой зиме. Второго внесли в курган на пятнадцатой.
Хрольв помнил, мать тогда сильно плакала, когда он с дядей Баугом пошёл в свой первый викинг. Ему тогда должно было исполниться уже шестнадцать зим, хотя иные заводят знакомство с шаткой палубой боевого корабля и в четырнадцать. Викинг усмехнулся.
А потом он ходил в море каждое лето, и всегда был удачлив. А ещё знал, что когда драккар будет пенить воды родного фиорда, на скалистом мысу будет стоять фигурка в белом – мать. И было особенно радостно представлять себе эту встречу, и смотреть, как мать примерит очередной подарок.
…А ещё пришла в голову та лютая рубка у земель фюлька Согн. Он отлёживался почти год, и за то время не раз видел Хель на пороге. Но то ли у Костлявой оказались руки коротки, то ли вещие норны отмерили ему другой жизненный путь. В общем, как поговаривают мудрые люди, судьба порой сама стучится в твою дверь или вовсе заходит, ни у кого не спросив разрешения.
К Хрольву тоже зашли. Его судьба была изуродована давним пожаром и носила прозвище Палёный. А ещё она ходила под одним парусом с Ятмундом хёвдингом из Хёрдаланда. И после почти года изнуряющей болезни душа Хрольва всё-таки захлебнулась от восторга, когда Хельги хитро прищурил правый глаз и спросил, что тот собирается делать дальше.
…А ещё тот миг, когда вождь при дележе взятой в бою добычи взял из руки поверженного датского хёвдинга украшенный рунами топор на длинной резной рукояти и протянул его забрызганному кровью Хрольву – владей, викинг! И слышавшие это взяли мечи и трижды плашмя ударили в щиты – вапнатак, гимн храбрецов.
Воздуха становилось мало, и Хрольв старался дышать реже. На лбу выступила испарина.
…Морозная тишина, лишь показалась над зубцами стены голова часового. Вот захлебнулся в перерезанном горле крик, и во двор полетели смолистые факелы… И как слитно шёл хирд норвегов и свеи ложились на пути, словно сваленные бурей деревья. Он тоже был в том строю. И также кричал, и также упирался наглазниками шлема в край щита. И дикий боевой восторг, и чувство локтя побратима. А ещё то, как дышишь одной грудью с дружиной. Он помнил всё это!
Трупный запах усилился, забивая лёгкие непроходимым месивом. Словно стоялая осенняя вода, в которой плавают клочья окровавленной овечьей шерсти. Калма – запах смерти!
Хрольв завалился на бок, воздуха не хватало. Хотелось броситься на деревянную стену темницы и вышибить облепленные землёй брёвна, и захлебнуться морозным воздухом. Викинг скрутился клубком, следовало помнить, зачем он вошёл в курган. Калма – Калма – Калма! Протянул руку. Коснулся холодного лица Палёного – я скоро побратимы, я скоро…

Снаружи послышалось какое-то шуршание. Шум становился отчётливее, и вскоре в брёвна заскребла чья-то рука. Рука ли?!
Вывалился верхний венец, и блеснула окованная железом лопата. Свалилось ещё одно бревно, и ещё. А потом послышался голос, от которого по спине побежали мурашки. Хрольв поспешно оглянулся – он был один, посреди пустой домовины. Спереди в пролом лился свет, и облитая солнцем стояла фигура. Жилистая рука воткнула в земляной пол лопату, и бородатое лицо засветилось в усмешке.
- С возвращением, малыш.
Это был Хельги Палёный.

Ятмунд хёвдинг долго его обнимал, а Палёный как-то неестественно улыбался, словно рыбак, вытащивший небывалую рыбу. Хрольв всё равно чего-то не мог понять. И вождь, и Хельги были холодные и липкие, и пахли землёй. И горло Палёного пересекал уродливый незаживший рубец. Да и синее, как от удушья, лицо Ятмунда, и запёкшаяся кровь на его губах.
Они спускались с холма, хижина ведьмы была пуста. Ветер трепал кожаное полотнище полога.
Двор Морского жилища кипел жизнью. Дети кидали друг в друга снегом, бегали между домами, которых, по правде сказать, стало в два раза больше. Рядом ходили крестьяне. Среди них почти не было знакомых лиц. Все улыбались, и всё же викинг знал, тут что-то не так.
А потом со стороны Дырявых Гор послышался низкий хриплый рык, эхом отдавшийся в Долине Следа Великанши. Все застыли и посмотрели в сторону гор. И в чёрных, словно залитых чёрной болотной водой глазах Хрольв увидел затаившуюся до поры смерть. Частичку Хель в каждом человеке.
Викинг, наконец, вспомнил, зачем пришёл. Посмотрел на Снежную Гору и зашагал к долине. Потом оглянулся: вождь и Палёный стояли и улыбались вслед, наконец, искренно. Хрольв повернулся и заспешил вперёд.

VI

Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
Брат, кователь Ильмаринен!
Выкуй новую мне пику,
Сделай то копье трехгранным,
С рукояткою из меди!
Надо бы убить медведя,
Зверя с мехом драгоценным,
Чтоб кобыл моих не трогал,
Жеребцов не задирал бы,
Чтобы не валил мне стадо,
Не губил моих коровок".
Калевала. Руна сорок шестая

Белизну горной поляны, втиснутой меж отвесных круч, ничто не нарушало. Потом раздвинулись тёмно-зелёные лапы вековых елей, и на поляну осторожно ступил воин. Он был ещё молод, но мечен шрамами сражений. И из глаз его выглядывал опыт, словно у зрелого ветерана.
Светлые волосы были стянуты в тугой хвост, открывая красный, ещё не заживший шрам над бровями. На тесной броне блеснули железные кольца. Рука, лежавшая на еловой лапе, сдвинулась к поясу и потянула из чехла топор.
Воин ещё раз осмотрел поляну и двинулся вдоль края вперёд. Туда, где укрытый скальным козырьком, чернел на сером теле горы зев широкой пещеры.

…Хрольв смотрел на странное лиловое небо, которое продолжало светиться, хотя закат уже давно отгорел. Этот мир напоминал тот, в котором он впервые увидел свет, но был другим. Туонела…И видит Один, здесь гораздо холоднее. Стены пещеры искрились ледяными кристаллами, мелким инеем облепившими промороженный камень. Лишь кости лежали и блестели, словно смазанные жиром… Сейды! Ха, костяные сейды! Шутка рассмешила викинга.
Да, костерок, всё-таки показался бы сейчас не лишним. Ничего. Стоит выполнить предначертанное - потом можно будет и побаловать обмороженное тело теплом. А если не получится – греть уже будет нечего. Хех! Хрольв вконец развеселился.

Глаза открылись сами, когда на них перестал падать лунный свет. Покрытые инеем веки медленно поднялись.
На пороге пещеры стоял турс и шумно, принюхиваясь, вдыхал морозный воздух. На спине лежало окровавленное тело, рука несчастного была зажата меж железных челюстей. Викинг помнил, как они клацают!
Великан, наконец, скинул добычу со спины и оглянулся. Ещё раз со свистом понюхал воздух и издал низкий торжествующий рев, покатившийся в долину. Вдруг краем глаза турс заметил движение в глубине пещеры. Глупый горный йотун или просто медведь – кого ещё придётся выселять из логова?! Но это был некто иной.
С тихим треском ломалась тонкая ледяная корка, прошуршали по затылку припорошенные инеем волосы. С глухим скрежетом из поясного чехла вылез блестящий топор и угрожающе качнулся в сторону великана. Открылись два ярких голубых глаза. Человек?!!!
А викинг двинулся вперёд, на ходу разминая затёкшее тело, и под гулкими сводами разнеслось насмешливое:
«Принимай гостей, тролль!»

Зверь ударил первым. Ударил так, чтобы второго удара не потребовалось. Но воин оказался быстрее. Кувыркнулся под лапой, задев топором брюхо чудовища, и откатился в сторону. Вырезанные на стали руны окрасились чёрным.
Человек прыгнул вперёд, рубанул по уху. С лобастой головы монстра повис рваный окровавленный лоскут, заслоняя глаза. Боль пронзила всё существо исполина, и Зверь взревел. Встал на дыбы и бросился на воина. Хрольв сделал два быстрых шага в сторону, топор блестящей дугой ворвался в правое плечо чудовища. Под лезвием хрустнуло, и поднятая лапа подстреленной птицей повисла на боку.
Зверь мгновенно развернулся и выкинул вперёд другую лапу. Хрольв ощутил поселившуюся в грудине боль, в голове пронёсся образ штурмового тарана, которым крушат ворота крепостей, и викинг полетел в глубь пещеры, на ходу стирая в труху древние кости.
Оставив за собой убелённую костной пылью дорожку, воин, наконец, остановился. На глаза кто-то опустил чёрное покрывало, в голове кузнечным молотом стучала кровь, а там, где находилось сердце, теперь расползался холод.
Борясь с дурнотой, Хрольв сел и посмотрел в сторону выхода из пещеры. Зверь, тяжело ступая, приближался. Чтобы закончить то, что начал.
Викинг, шатаясь, поднялся и потянул из ножен скрамасакс. Нож вылез с шипением потревоженной змеи и, казалось, прошептал: «Смеееееррррттть!»
Монстр прыгнул вперёд. Раскрылась зловонная пасть, жадно хлопнули челюсти. Но Хрольв уже оттянулся назад. И, едва клацнули, захватывая лишь мёрзлый воздух пещеры, клыки, выбросил вперёд руку с ножом.
Скрамасакс частенько называют не худшей заменой мечу. И это мудро! Отточенное лезвие боевого ножа в локоть длиной ударило точно под спрятанный в складках меха подбородок. Тяжёлый клинок прошёл нижнюю челюсть насквозь, пригвоздив раздвоенный язык к ребристому нёбу, вышел через морщинистый нос. Зверь глухо взревел от немыслимой боли и мотнул головой. Но это была уже агония.
Викинг сделал шаг в сторону и изо всех сил ударил туда, откуда выглядывало острие скрамасакса. Мелькнули почерневшие руны, и топор, ломая переносицу, стальной волной ворвался в разум Зверя.
Чудовище ещё мотнуло лапой, посылая викинга в короткий полёт до стены, и повалилось навзничь.

Хрольв с трудом приходил в себя. Порванное тело теперь, после боя, жаловалось на каждую рану. Невыносимо болела грудь. Стоило посмотреть, что там.
Рваный полушубок сполз с плеч. Кожаная бронь исполосованная чудовищными когтями легко стянулась с тела, прозвенев колечками порванных завязок. Викинг приподнял край залитой кровью рубахи…
Что ж умирать по второму разу будет не страшно! Хе-кхех. Смех сразу сменился булькающим кашлем. Почти как у старой карги – Хрольв улыбнулся через боль. Повернул голову, да так и застыл: вместо угольной туши турса в пяти шагах от него лежал завёрнутый в меховой плащ человек. У него были подвески в виде рыб, и кожаный обруч с финскими узорами. Пустые мёртвые глаза сверлили неровности потолка. Старый нойда!
Хрольв всё-таки решил подползти посмотреть, кого он убил. Тем более, такой враг был достоин уважения!
Пять шагов по неровному полу – расстояние, отделявшее викинга и старого колдуна – показались Хрольву таким же большим, как гладь Китового фиорда.
Его начало знобить. Любой, рождённый на Севере, знает - не стоит терять кровь на таком морозе, если не торопишься в гости к Хель! Викинг уже не чувствовал рук и ног. Но упрямо полз вперёд.
Тело нойды было холодным, как камень, по которому, оставляя за собой кровавую дорожку, прополз Хрольв. Викинг развернул меховую накидку колдуна. Странно, но в ней ещё сохранились крохи тепла! Или это уже скорая смерть рисует перед обречённым вожделенные образы?!
Под накидкой была одежда из оленьих шкур, непривычного покроя со странными узорами. Завернувшись в тёплую медвежью шерсть, хольд начал согреваться. Голова отяжелела, и в скором времени его сморил сон.

…Он вновь стоял на выходе из пещеры и полной грудью дышал морозным горным воздухом. А на лесной опушке пониже стоял викинг. У него был только один глаз, и в руке качалось копьё. Его звали Рагнар хёвдинг, и в своё время его именем пугали ходящих по морю у берегов Норэгр. Старый викинг пришёл посмотреть на внука. Но то, что он увидел, не сильно ему понравилось. И потому он осуждающе качал головой. И единственный глаз его светился горечью.
Викинг повернулся, и вскоре его широкая спина исчезла за деревьями.
«Дееед! Почему?! Я же убил тварь!» - в голове взорвался безмолвный крик, из груди вырвалось рычание. Хрольв пустился бежать вниз, туда, где среди деревьев мелькнул рыжий плащ деда Рагнара.
Он бежал долго. Пока не выбежал к шумному водопаду - река, бравшая начало где-то в горах, падала вниз с высоты двадцати локтей, разливалась небольшим озером и неслась дальше. Сварливая! За дело прозвали.
Посреди озерка вдруг рванулись ввысь два толстых серебряных серпа и, медленно кувыркнувшись, бухнулись в воду, подняв кучу брызг. И в бульканье воды Хрольву почудилось: «Спасибо, мореход!» Лососи прыгнули в реку и поплыли к морю.
Хрольв подошёл к озерцу, наклонил голову…

Йотуны и тролли Дырявых Гор замерли, услышав грозный, полный боли рёв. Затряслась, словно смеясь, Снежная Гора. С её вершины понеслась, набирая скорость, лавина. Немало толстых елей, надо думать, сметёт она на своём пути. Но в тот день всё было возможно. Словно богатый пир по возвращению из удачного викинга. Только повод другой: у Дырявых Гор появился новый хозяин.
Тут давно живёт Зло. Древнее и хитрое, словно семь лисиц. И не беда, что сейчас тут нет людей. Рано или поздно они появятся и поселятся в красивом фиорде на берегу. И, наверняка, назовут жилище Сэбол. Может, даже стоит приманить кита, чтобы место посчитали удачным. Мы подождём. Впереди у нас вечность!
Тот, кого когда-то называли Хрольвом, сидел на пороге пещеры и трясся в беззвучном смехе…