Загадки сказания о нашествии Батыя (гипотеза Дениса Моисеева)

Уже на протяжении не одного столетия сказание о нашествии Батыя является основным письменным источником о событиях на северо-востоке Руси в 1237-1238 гг. Давно составлена определенная точка зрения о рассказе, событийной структуре, идеях. Одним словом история известная каждому буквально со школьной скамьи. Но все-таки рассмотрим лишь часть сказания от Рязани до падения Владимира.

Возникает вопрос, зачем возвращаться к уже пройденному, что можно пересмотреть, неужели что-то осталось скрытым, неизвестным? Новое прочтение в наше время нередко означает что-то кардинальное, подчас авантюрное, нередко в отрыве от реальных источников и, как правило, серьезными исследователями воспринимается с большой долей настороженности, т. к. за громкими заявлениями, обычно, скрывается пустота.
История изучения русского летописания ведется уже давно. Главной целью, является не разбор самих свидетельств, а поиск источников этих свидетельств. Именно поэтому величайший исследователь русского летописания А. А. Шахматов обошел стороной интересующие нас события, вкратце коснувшись источников начала XIII в. Ипатьевской летописи. Задача исследования была иной. Его ученик М. Д. Приселков в рамках своего исследования впервые обратился к теме источников сказания о нашествии Батыя. Он писал, что участок Лаврентьевской летописи под 1193 - 1239 гг.: «едва ли ни труднейшая для анализа часть этой летописи». В том месте, которое относилось к 1237-1239 гг. по его мнению, находилось два источника – ростовский Летописец Константина Всеволодовича и его сыновей и Владимирский свод Юрия Всеволодовича. Автор отмечал, что слияние этих сводов закончилось под 1239 г. и принадлежит оно ростовцу. Свод выполнен для великого князя Ярослава Всеволодовича. В качестве доказательства М. Д. Приселков опирается на «придворный тон» в описании событий под 1219-1227 гг. и «придворно-льстивый» рассказ о вступлении Ярослава на Владимирский стол в 1238 г. Исследователь обратил внимание, что при «слиянии» двух повествований ростовский сводчик «в основу положил ростовское изложение, делая из владимирского только вставки».

Исследуя источники Ипатьевской летописи М. Д. Приселков определил, что в Галиции в конце XIII в. при составлении свода в рассказе под 1237 г. местный летописец последний раз заимствовал из какого-то северного летописного текста сведения о нашествии Батыя. Этим источником автор полагал свод первой половины XIII в., который «соединил в себе Владимирский свод 1239 г.: Ростовский летописец Константина и его сыновей и Владимирский свод Юрия 1228 г. с приписками к нему до 1237 г. Но комбинация этих двух слагаемых здесь была иная, чем в своде 1239 г. Она дала значительно больше чтений юрьева свода 1228 г., чем дал их сводчик 1239 г. за эти же годы в своем труде». Этим он опроверг предположение А. А. Щахматова, что источником записи под 1237 г. был Владимирский Полихрон (общерусский свод начала XIV в.).

Следовательно, в записях под 1237-1238 гг. использовались свидетельства летописного дела Ростова и Владимира. В Лаврентьевской летописи мы сталкиваемся с изложением событий, в которых над свидетельствами владимирского летописания преобладают свидетельства ростовского. В Ипатьевской летописи комбинация сводов была следующая. В основе был неизвестный владимирский свод, где влияние ростовского летописания практически не видно. Этот свод был дополнен сводом Юрия 1228 г. и приписками 1237 г.

А. Н. Насонов исследовал новгородское летописание. Он установил, рассказ, находящийся в составе Новгородской I летописи, состоял из двух источников: некий рязанский источник и устный источник. Утверждение В. Л. Комаровича, что рязанским источником новгородской летописи была несохранившееся рязанская летопись, что подтверждал и Д. Феннел, было опровергнуто А. Н. Насоновым. Он не обнаружил каких-либо следов такого источника, так как его следы должны были бы быть на большом временном пространстве погодных записей, что и побудило его отклонить догадки В. Л. Комаровича и Д. Феннела.

М. Д. Приселковым и А. Н. Насоновым было установлено, что повествование о нашествии Батыя восходит к трем первоначальным источникам:

1. Ростово-владимирский, дошедший в Лаврентьевской летописи.
2. Новгородский, сохранившийся в Новгородской I летописи младшего извода.
3. Владимирский, представленный в Ипатьевской летописи.

В качестве доказательств исследователи опирались, на преобладание в тех или иных источниках событий связанных с тем или иным княжеством, уместность наделения князей титулами «князь» - «великий князь», прямую речь в текстах, использование переходных фраз «но мы на предреченая взидем», повторы, когда «герои этого рассказа умирают на глазах читателя по два раза, и это на пространстве нескольких строк».

И вот в этом-то месте следует остановиться. Согласно Лаврентьевской летописи епископ с людьми затворился в храме, татары его подожгли, Владыка прочитал молитву, все погибли. Никакого повтора в данном свидетельстве нет. Подожжен храм, читают молитву, все гибнут. Ведь, когда храм поджигали, он не мог сгореть мгновенно. Вот в этом промежутке епископ и произнес свою речь. Следовательно, М. Д. Приселков в этом случае допустил неточность. Что опять-таки можно отнести к тому, что перед ним не стояла основная задача – история сказания о Нашествии. Он исследовал общую историю русского летописания XI-XV вв., в рамках которой и коснулся данного рассказа. Продолжение читайте здесь.

18.07.2012

Похожие публикации

Комментарии