Здравствуйте!
С разрешения Светобора размещаю здесь этот рассказ с указанием источника. Хотел рассказать о селениях нашего Зуевского района, раскинувшихся вдоль Сибирского тракта. За рекой Чепцой. Ежегодно во время ледохода и весеннего половодья жители этих мест оказываются отрезанными от внешнего мира. На два месяца, а порой и больше... А после "перестройки-переломки" и вовсе брошены на произвол судьбы.
Но пару дней назад на сайте "Зуевские" появился рассказ об этом. Привожу целиком. Здесь и о Русском характере, и о трудной жизни глубинки Руси...
Максимыч
Мечтать не вредно. Хорошо иметь домик в деревне, на берегу чистой речки, где полощутся утки, где небо голубое, И «в белом платочке июльского облака стоит» деревенька. И чтоб кругом росла халва, а сосед имел бы корову. С молоком. И чтоб жили там хорошие и добрые люди.
Так мечтали два друга, два Володьки, два музыканта средней руки и, по совместительству, два заядлых рыбака и грибника. Как снег на голову в июле месяце свалился дом в руки будущим «фермерам». Да не просто дом, а целое поместье с садом, огородом, речкой Дубовицей, старицей, где плавали утки с утятами, и лиственной рощицей. Если рано утром опередить соседку Спиридоновну, то и грибков на жаркое можно насобирать в рощице. В сенокосную страду помогали друзья Спиридоновне заготовлять сено и проблем с молоком у них не было. Халва в саду не росла, а ирги и смородины было в изобилии. На огороде росли разные корнеплоды, если, конечно, их посадить. Вода в Дубовице и жарким летом текла холодна и прозрачна. Даже хариус водится в быстрой речке.
Основательно, на века был построен дом. С кладовыми и оградой, с верандой и туалетом, с надворными постройками и летней кухней в саду. На случай всемирного потопа имелся дощатый сарай на сваях. А потопы в поселке лесорубов под чудным названием «Присядка» часто случались. С северных лесных массивов и вырубок в летние ливни устремлялся по Дубовице и вдоль берегов её быстрый поток. Унесет водой домашний скот, если не загнать его вовремя на какую-либо возвышенность.
Чудо-печь в доме клал Великий печник. Одной охапки дров хватало, чтобы натопить дом. Купил и подарил это несметное богатство своему двоюродному брату, Лимонову, Коротаев Николай Максимович. В какую «копеечку» обошелся Максимычу этот дом - тайна за семью печатями. Бесценный подарок сделал танкист, гвардии капитан, кавалер множества орденов и медалей, музыкант от бога, Коротаев Николай Максимович.
Руки Максимыча одинаково мастерски управлялись с рычагами танка и кнопками баянными. Играл Максимыч на баяне и гармони не как деревенский гармонист, а как искушённый профессионал.
В любой тональности, любую мелодию, с любого конца. Вася Тёркин завидовал Максимычу. Есть у Николая (а не у Васи Тёркина) и вальсок собственного сочинения «На полянке возле школы». Вальс привязан к конкретному времени и конкретному месту на Западной Украине, где Максимыч играл на баяне для своих танкистов - однополчан.
До знакомства с Николаем Максимовичем не очень-то верилось в то, что в перерывах между боями бойцы слушали баян и пели песни. Было всё это, было. Были и жестокие бои с потерями и победами. Вот один из эпизодов военной молодости лейтенанта Коротаева.
Несколько атак советских войск отбили немцы за безымянную высоту. «Дайте мне танк» - попросил у командира механик-водитель Коротаев. Один сел за рычаги танка и начал дефилировать перед позициями немцев. Открыли по нему немцы шквальный огонь, а наши засекали огневые точки противника. Орден Боевого Красного Знамени получил танкист за этот подвиг.
А первую свою награду получил Коля ещё семнадцатилетним пареньком. В начале войны, в энском городе в период наступления немцев, в момент всеобщей паники, хаоса и бомбёжки увидел Коля брошенную машину. Завёл паренёк машину, посадил полный кузов женщин и детей и вывез в безопасное место. Свою первую медаль и направление на курсы танкистов получил паренёк за умелые действия. Воевать начал Максимыч в самое тяжёлое для страны время, когда немцы безудержно рвались на восток. А боевой путь закончил Николай Максимыч в Кенигсберге. Вернулся гвардии капитан и командир танка Коротаев с войны не только с наградами, но и с осколком в спине около позвоночника. Поп его крестил, да в купель не опустил. Не боялся Максимыч смертельной опасности. Смерть сама его боялась и обходила стороной. Да и в мирное время не берёг себя израненный танкист. Постоянно тревожил его осколок в спине, но не мог Коротаев сидеть дома без дела, хотя и была у него инвалидность. С раннего утра бодр и свеж, как Истобенский огурец, хлопотал Максимыч по хозяйству. Пять лишних лет отработал Максимыч после пенсии, которая, как раненому фронтовику, полагалась ему раньше. Когда только шестьдесят лет стукнуло Максимычу, разобрались с этим делом в конторе.
Передвигался Коля по леспромхозу на единственном в «Присядке» мотоцикле с коляской М-72. Легче трактор - трелевочник встретить в леспромхозе, чем на мотоцикле прокатится. Трелевочник местные лесорубы приспособили для вывозки сена с лугов. Тросами захватывали стог сена и затаскивали лебедкой на платформу трактора. Интересная была картина – едет вдоль по улице стог сена вместе со стожаром.
Любил танкист припудрить мозги отдельным штатским лицам. Обычный танк Т-34 поражает цель на шестьсот метров, а танк Максимыча палил за двадцать верст. Свозил однажды Коля в коляске мотоцикла хавронью с личного двора на свидание с кабаном. Свидание не состоялось по причине плохого настроения у кабана. В художественной форме рассказывал Максимыч, как свинья на следующий день сидит у него в коляске мотоцикла и каску надела.
Рыба, по свидетельству Максимыча, была в реке Чепца разумная. Когда рыбаки ставили на леща сети, то собственными глазами видел Николай Максимыч, как самый крупный лещ, вожак, наверное, боком подполз под сеть, встал на ребро и выпустил всю стаю. Сам Максимыч ставил на реке мерёжи на крупную рыбу. Попался в мерёжу ему крупный, около метра налим. Тут и сочинять ничего не надо. Цвета уральского малахита, с рисунком на спине, как у ящерицы в сказках Бажова, ужом извивался налим по кухне у Максимыча. Грешным делом, залез в мерёжу молодой бобёр. Извлёк из мерёжи Коля утопленника и выбросил на берег.
- А где бобёр то? – спросили мужики.
- На берегу оставил.
- Так ведь, бобра есть можно.
- Не царское это дело.
Сбегали мужики за бобром, сварили и съели его.
- Мировой закусон!
На полпути от «Присядки» к поселку лесорубов «Чепецкий» находится населенный пункт под названием «Пеньки». Два дома барачного типа, где в удобной близости от плотбища жили рабочие. Учитывая, что чайник в бараках называли «чифир-бак», а постель «шконкой», то темное прошлое, сомнительное настоящее и туманное будущее имели некоторые братья по разуму. А уже началась противоалкогольная кампания. Не моргнув глазом, убедил Максимыч мужиков в том, что в Пеньках открылся новый магазин с винным отделом. Взыграла душа у мужиков, да зря. Вернулись мужики из Пеньков с загадочными лицами.
- Максимыч, мы с тобой в разведку не пойдём.
- Это почему? - офонарел Максимыч.
-Да боимся мы!
При этом использовали мужики не нормативную лексику.
Украли у Максимыча большую алюминиевую флягу, которая стояла под водостоком около угла дома. Крупным, чётким шрифтом написал Коля объявления и развешал в людных местах. Текст был такой - «Кто взял у Максимыча алюминиевую флягу, просим придти за крышкой».
Повеселил лесорубов неунывающий танкист, а воришке, надо думать, стыдно стало.
Кота в доме не держал Максимыч и поэтому ловил мышей сам. Уложил одним концом школьную линейку на край стола и придавил лёгким грузом. На другом конце линейки находилась приманка, а на полу ведро с водой. Мышь устремлялась к приманке и падала в ведро с водой.
После морозной, многоснежной зимы и буйного половодья вышли мужики на луга и озадачились. Какой-то придурок вывез и разбросал по лугам толстые и большие пласты торфа, поросшего дерниной.
«И кому это понадобилось?» - недоумевали мужики.
«Голова, - назидательно произнёс Максимыч, - предназначена не только для того, чтобы шапку носить» и объяснил ситуацию.
Морозною зимой промёрзли и заледенели болотистые торфяники, а лёд, как известно, легче воды. Весной большая вода подтопила торфяники, вот они и всплыли, а буйное половодье раскидало их по лугам.
Заходили люди в гостеприимный дом Коротаевых послушать баян и гармонь и песни в исполнении Максимыча. А когда они, вместе с двоюродным братом, начинали импровизировать на два баяна, столы и стулья в пляс пускались. А как красиво играл Коля на трофейном аккордеоне «Сильва». Звук у аккордеона был классическим. Умели немцы делать не только пушки, танки, но и аккордеоны.
Тонкая, незримая нить тянется от Коротаева Николая Максимовича к Петру Ильичу Чайковскому. Эвакуированная ленинградка Порошина Наталья Павловна пыталась обучить Максимыча нотной грамоте. Старший брат Наталии, профессор Ленинградской консерватории, Ювеналий Павлович Порошин учился музыке у Танеева. Танеев, в свою очередь, учился у Чайковского. А Максимыч, стало быть, у Наталии Павловны. Нотную грамоту так и не постиг Максимыч. «Не люблю я ваших головастиков» - говорил Максимыч. Классиков исполнял Максимыч «на слух», ничуть не искажая оригинал.
Закончилась борьба с алкоголизмом, и начался на постсоветском пространстве всероссийский запой. Во всех киосках в изобилии стали продавать пакетики и «фунфырики». «Фунфырики» - производное от английского фунта стерлингов. Должно быть, английские агенты влияния обосновались в России, а просвещенная Европа травила русичей спиртом «Рояле».
Все население поселков Чепецкий и Присядка занималось лесозаготовками. В посёлке Чепецкий обосновались лесорубы, а в Присядке находилось плотбище. К плотбищу с лесных делянок и лесосек вела узкоколейка, по которой тепловозами, на платформах вывозили лес.
Подле узкоколейки жила ворона по кличке «Дрезина». В точности копировала ворона гудок тепловоза. По узкоколейке ежедневно, по расписанию, проходил вагон-магазин с продуктами. Постоянно нарушала ворона расписание движения поезда и подавала гудки, будто тепловоз с вагоном-магазином прибыл. Нет, не копировала ворона сознательно гудок тепловоза, что-то неисправно было в её вороньем горле и, вместо карканья, издавала ворона такие звуки.
Есть и ещё достопримечательности в посёлке Присядка. Две скважины пробурили когда-то в посёлке и уже много лет бьют два подземных источника. Из одного вода бьёт тёплая и солоноватая и, как показали анализы, лечебная. Отлично стирается в этой воде бельё. Женщины с другого конца посёлка приходили сюда для стирки. В другом источнике вода чиста и холодна. Бесконечно хочется пить прозрачную, как хрусталь, эту воду.
Ещё есть на реке Чепца замечательный залив под названием «Любимчик». Не зря дали люди ему такое название. Постоянно торчали рыбаки на этом заливе, и без рыбы никто не возвращался.
В день «работника леса» на живописном берегу Чепцы, подле школы, традиционно собирались все рабочие леспромхоза. С жёнами, детьми малыми, со скатертями «самобранками» и баянами. Николай Максимович, вместе с двумя двоюродными братьями и баяном, гоняли на лодке по Чепце реке. Заложил рулевой крутой вираж, и перевернулась лодка на виду всего контингента леспромхоза. Братья выплыли благополучно, а баян утоп.
Плотбище в Присядке выглядело как инопланетная радиостанция. Металлические, прочные мачты с натянутыми между ними тросами, по которым сновали лебедки с электромоторами. В добрые времена десятки плотов, тысячи кубов леса сплавляли по реке Чепца лесорубы. Тяжелый, непроизводительный труд. Погрузить заготовленный лес на платформы, довести до плотбища, связать плоты-матки и сплавить плоты по реке до города. Затем лес выкатывали из воды вручную, баграми, и доставляли к лесозаводу или пилораме.
А потом сплав леса по рекам вообще запретили. Начал чахнуть леспромхоз, наступила «перестройка».
Поселок Присядка был не маленьким, с почтой, магазинами, детским садиком и школой десятилеткой. Да какая хорошая была школа, большие, светлые классы, широкие коридоры. Стены все обшиты некрашеной сосновой доской - «вагонкой». Запах, как в сосновом бору. Господи, где все это? Разрушилось плотбище, сдали в металлолом рельсы и тепловозы, закрыли магазины, почту, садик и школу. Растащили поселковую библиотеку. Редкостные издания пропали бесследно. Люди разъехались, кто куда, да гибли, один за другим, от алкоголя. Увы, гибель леспромхоза была закономерной. Нерентабельное, отсталое хозяйство. В наше время мощные лесовозы доставляют лес-кругляк от лесосеки до самых ворот лесозавода или пилорамы.
За руль лесовоза Максимыч ни разу не садился, а работал много лет на тракторе-трлёвочнике Т-100. Да, любым трактором мог управлять Максимыч. Технику понимал и любил Коля до самозабвения. Своими руками сконструировал и собрал Николай аэросани. Сам рассчитал и выстругал из дуба винт-пропеллер. Поднимая винтом облака снега, летали по полям аэросани. Разбирался Максимыч и в лодочных моторах. Мотор «Вихрь» хорош, да бензина много потребляет. Не всякий мужик поднимет мотор «Вихрь». Надсадный радикулит случался от такой тяжести. Тем более что у Максимыча осколок в спине сидит. Мотор «Ветерок» кушает бензин по каплям, и скорость у него небольшая. «Тягловый» - говорил Коля. Не поднимая волны, плывёт, качаясь, лодочка по Чепце реке, постукивая «тягловым» мотором. Бог знает, из каких материалов собрал Николай Максимович самодвижущийся экипаж под названием «Задыха». Особой гордостью являлся никелированный бампер от трофейной немецкой машины. По любому бездорожью, как танк, ходила машина, марки «Задыха». Даже в Зуевку, к своей дочери, ездил на ней Максимыч, чем немало удивил жителей райцентра и гаишников.
Как заслуженному фронтовику предоставили Коротаеву в районном центре Зуевка квартиру. Долго раздумывал и собирался Максимыч к переезду. Не хотелось покидать ему тихую Присядку. Но не стало леспромхоза, разъехались, кто куда, люди, да и дрова не мог колоть уже Максимыч.
Перебрались Коротаевы, Коля и его жена Иза, в Зуевку. Стареть начал в Зуевке Николай Максимович. Годы уже сказывались, да и былые раны тоже. Осиротели ныне оба баяна и гармонь Николая Максимыча. Ушел из жизни командир танка, кавалер многих орденов и медалей, веселый и золотой человек Коротаев Николай Максимович. Осталась у Максимыча дочка с тремя внуками, да китель с «иконостасом» на груди, да добрая, светлая память в сердцах людей, которые его знали.
Дед Вовка
http://zuevskie.ru/blog/2011-03-22-98