|
|
ДРУЖИНА СВЯТОСЛАВА
Дружина Святослава
Если дружина создавала себе нового вождя-воителя, то и Святослав, в свою очередь, создавал себе новую, невиданную доселе в Русской Земле, дружину. При его отце и ранее войско всегда собиралось от всех союзных и покоренных племен, то есть по сути представляло собой механическое соединение племенных дружин-ополчений. Юный же князь собрал около себя единую дружину, где собранные с юности витязи забывали свою племенную особицу и становились едиными русскими дружинниками и друзьями князя. Они росли в воинских забавах и утехах бок о бок со Святославом, и когда вырос он, рядом с ним выросла и рать, вскоре удивившая большую часть обитаемого мира.
Повзрослев вместе, они привыкли к общему быту, и Святослав ничем не отличал себя от войска - равно со всеми деля тяготы похода, голод и холод. Как и все, он не будет возить в походы повозок с едой, питьем и постелью. Выросшие, подобно юным спартанцам, на пределе возможного, они с презрением будут отвергать все удобства, умея довольствоваться малым. А если есть необходимость - отказываться и от этого малого. Так же как и викинги, Святослав и его войско могли по нескольку дней не пить и не есть, что ни в коей мере не отражалось на их всесокрушающей боеспособности.
Впоследствии летописец так напишет о князе: "И легко ходя, аки пардус (т.е. барс), войны многи творяше". Он, воистину, ходил легко - не брал даже котлов для варки мяса, лишь оружие. Питалось же войско, не исключая и князя, лишь тонко нарезанными ломтями мяса, запеченными на угольях. Не нужны были и шатры - Святослав и дружина спали на подседельном войлоке, подложив голову на седло. Но за этой внешней простотой и, как может показаться, беспечностью, уповающей лишь на воинское счастье, стоял холодно-блестящий расчет, при котором выверялось все: направление похода, его протяженность, факторы, могущие его затянуть, количество провианта - необходимое и достаточное, возможности его пополнения в ходе продвижения. Словом, поход представлял собой тщательно спланированную акцию, имевшую мощный фундамент в глубокой, многоцелевой разведке.
И после того, как все было выверено, подсчитано, взвешено, когда всему была определена мера и цена, только тогда раздавалось знаменитое Святославово предупреждение врагам: "Хочу на вас идти!"
Пусть неприятель знает о походе - войну не скроешь. Приготовления закончены, и врагу не успеть в краткий срок проделать у себя то же самое. Нет, пусть он знает заранее, что грядет беда, пусть заранее боится войны - как рока, от которого нет спасения и который ужасом предстоящего парализует сегодняшнюю энергию, когда еще можно успеть что-то сделать для завтрашнего спасения.
Так учили Святослава умудренные жизнью и битвами дружинники, видевшие смертный блеск железа на всех четырех далеких горизонтах. Если ты силен, говорили юному князю, не бойся сказать об этом соседу - пусть он дрожит. И тем сильнее, чем больше донесется до него слухов о твоих предшествующих победах, добытых после твоего слова: "Иду на вы!" Пусть он заранее знает, что нет ему спасения, и лишь покорность спасет его. Покорных примечай, но не возвеличивай особо - иначе это будет дурным примером для собственной земли. Сопротивляющихся - убей, но без мук; пусть их доблесть будет награждена высшим отличием воина - мгновенной смертью в бою. Если слаб сам - скрой это: а не можешь скрыть - преувеличь эту слабость, дабы враги польстились на твою беззащитность. Раз обжегшись на молоке - в дальнейшем они будут дуть на воду.
Святослав усвоил все. И все взял - кроме последнего. Он слишком рано начал приобщаться к суровой правде воинских и державных хитростей, и детская душа отвергла ложь. Даже если она во спасение. Но зато он принял всем сердцем, что главная сила - в слове, предшествующем деянию, в деянии, провозвестником кото-рому служит слово, в нерасторжимости слова и дела. Сказал - сделай, как обещал. Пусть все видят: твои слова - не легкий пух на ветру, но могильный камень над прахом твоих противников.
Вооруженный знанием этой простой и великой мудрости, он пройдет, подобно ножу, взрезающему свежее потеющее масло, далеко на восток, юг и запад, множа и множа свои бесчисленные победы.
В начале бесконечной череды своих походов он пошел на Волгу. Шел 964-й год. Пятьдесят лет назад, в битвах с хазарам и, буртасами и болгарами здесь погибла почти вся рать его отца, возвращавшаяся из Каспийского похода. По дедовским законам Русь не могла оставить без отмщения своих обидчиков и должна была помнить о сем долге до третьего колена. Ныне шли именно дети и внуки погибших, шли огнем и мечом напомнить о прошлой - воистину смертной! - обиде. Святослав шел, как преемник великого князя Игоря, смыть позор, лежавший на его предшественнике, как сын, он шел мстить врагам своего отца. Этот первый его поход был единственным, когда в дела войны вмешались понятия чести и долга. В дальнейшем война выступит в чистом ее виде - как квинтэссенция славы и пользы. Но и здесь уже видны эти мотивы - русские купцы, заинтересованные в свободе пути, соединяющего юго-восток и северо-запад великой равнины (все течение реки Волги), терпели здесь постоянные притеснения и обиды, рассказы о которых лишь подогревали князя.
Поход сначала проходил по земле северян, покорных Киеву, а затем - по землям все еще самостоятельных вятичей. Святослав не тронул строптивцев, не желая иметь у себя в тылу того, кто в случае общей неудачи похода вполне может поставить здесь последнюю в нем точку.
Он проплыл далее - на настоящего врага. Первой под его мечом пала Волжская Булгария, ее армия была разгромлена и рассеяна, столица Булгар и другие города захвачены, их население разогнано. Так же поступил Святослав и с буртасами - города были взяты на копье и сожжены, жители - рассеяны. А затем пришла очередь Хазарского каганата - еще недавно одной из крупнейших и богатейших держав, простиравшей свои щупальца на западе до славян-вятичей, на востоке до бескрайних равнин Сибири, подступавшей на юге вплотную к мусульманскому миру, а на западе - к самой Византийской империи.
Русское войско появилось на границах хазарских владений с непривычной стороны - с севера, в то время как обычно русы продвигались по Азовскому морю и Дону. Каганат всегда считал себя прикрытым с севера от любых неожиданностей союзниками - ныне их не стало. В этом видно начало свободного замаха славянского меча, через малое время совершившего полукруг - от Волги до Дуная, от северо-востока - через юг - на запад. Хазары, гордые столетиями предшествующей воинской славы, решились, несмотря на печальную участь булгар и буртасов, на открытую битву. Решающая сеча произошла недалеко от хазарской столицы - Итиля, там где горло Волги, скоро впадающей в Каспий. Навстречу Святославу вышло величественное войско, ведомое самим каганом, показывающимся на глаза своим подданным лишь в особо исключительных случаях. Тут был как раз именно такой случай; и Святослав, и каган понимали, что в этом бою решится участь Хазарии: быть ей или пасть, ибо другого войска у хазар не было, за спиной же лежала беззащитная столица.
Да, неприятель противопоставил Святославу все, что мог собрать. В первых рядах войска были "черные хазары", легкие конники, не носившие в бою кольчуг, вооруженные лишь луками и копьями-дротиками. Начиная бой, они засыпали противника железной пылью стрел и дротиков, расстраивая порядки наступающих. Сзади них располагались "белые хазары" - тяжеловооруженные всадники в железных нагрудниках, кольчугах, шлемах; хазарская знать и их дружины, всецело посвятившие себя войне, хорошо владевшие оружием, с которым почти никогда не расставались, - длинными копьями, мечами, саблями, палицами, боевыми топорами. Они должны были ударить в момент первого успеха "черных хазар" и вырезать дрогнувшее войско.
Здесь же была и гвардия хазарского царя - наемники-мусульмане, мастера боя, с ног до головы закованные в сталь и даже на "белых хазар" - зная себе цену - поглядывавшие несколько презрительно. А в городе скопилось пешее ополчение, впервые за множество десятилетий осознавшее, что власти сегодня нужны не их деньги, но их жизнь, и понимавшие, что в случае поражения не будет ни власти, ни жизни.
Русские двинулись вперед монолитной стеной щитов, прикрывавших воина от шлема до стальных поножей. Стрелы и дротики отскакивали от этой стены, устремившей вперед стальной клин. Погасив наступательный порыв ринувшихся вперед "белых хазар" частой стрельбой из луков, дружина Святослава ударила как один человек, мастерски - безостановочно работая длинными прямыми мечами и боевыми топорами...
И великая держава, веками заставлявшая трепетать своих соседей и проходившая иногда насквозь земли славянских племен в своих походах за живым товаром, почти сразу съежилась, сжалась, потеряв свою воинскую силу. А еще ранее - видимо и воинскую доблесть: ибо хазары наряду с гвардией не устояли под ударами новой русской дружины и показали россичам спину, открыв тем самым дорогу на столицу. Жители спешно покидали ее, включая и несостоявшихся ополченцев, радующихся сейчас лишь одному - что не успели они выйти на рать против славян. Все - и остатки чудом уцелевшего войска, и еще недавно гордые своим положением столичные жители - бежали на пустынные острова Каспия, понимая, что в степи не скроешься - несколько облав непостижимого врага, и ты - либо мертвец, либо раб.
Но победителям было пока не до них - их решили предоставить собственной судьбе. У Хазарии были и другие города, и поэтому, взяв во дворце кагана, знати и купцов большую добычу и предав город огню, дружина, ведомая Святославом, пошла на юг - к древней столице каганата, Семендеру. В ту пору в здешних крепостях сидел свой царь, имевший собственное войско. Святослав лишил его и того, и другого - войско разбил и рассеял, город захватил, царя со сподвижниками принудил к бегству в горы.
Волга смирилась. И Святослав прыгнул. Воистину как барс. Вместе с войском он исчез в бескрайней степи, разбросав во все стороны пальцы-дозоры, задачей которых было пресечь любые известия о его движении - так поступал он всегда. И объявился уже у Черного моря - у подошвы Кавказских гор, смирив тут железной рукой ясов и касогов. Впереди был край вчерашней державы хазар - море, а между ним и Святославом - крепость Семикара, которую взяли штурмом с ходу. А вскоре показались и города, запирающие Азовское море - Тмутаракань и Корчев. Русичи ударили и города лишились хазарских наместников, не слишком любимых местными горожанами, которые вместе с воинами Святослава очищали от хазар крепостные стены. Так было заложено будущее русское Тмутараканское княжество.
Дальше в Крыму лежали богатые и беззащитные сейчас владения Византии, и их жители замерли в смертном ожидании, с ужасом представляя, что сделают с ними невесть откуда появившиеся у самых их границ варвары. Но Святослав не ударил - он хотел не добычи, но победы, победы над каганатом, все еще висевшим камнем на шее. Он повернул на север, оставив в тылу нетронутыми земли Империи, черед которой еще не пришел. Пройдя по Дону, русские обрушились на Саркел - шестибашенную мощную крепость, в цитадели которой, за высокими стенами устремившимися в небо, гордо возвышались еще два башенных шпиля, выше остальных. Крепость была выстроена на мысу и с трех сторон омывалась Доном, вдоль четвертой же хитроумные византийские зодчие прорыли два глубоких рва, призванных охладить наступательные порывы возможного неприятеля. Но строители крепости, как и ее защитники, не причисляли к нему русские дружины - и, оказалось, напрасно.
Саркел был взят штурмом, сожжен, а после почти в буквальном смысле стерт с лица земли. Оставив в захваченных землях малые дружины (а оставленным дружинникам в Тмутаракани - и особый наказ: тревожить Византию), Святослав вернулся в Киев.
Все земли, через которые он прошел за три года боев и походов, покорились ему. И лишь славяне-вятичи спокойно отнеслись к тому, что отныне со всех сторон держава грозного Киевлянина окружала их земли. И даже не то что спокойно, а достойно, ибо не захотели подчиниться победителю Каганата. Князю пришлось идти на них походом, и только после этого вятичи признали главенство Киева.
Дань была огромна. Киев громко приветствовал победителей, но Святослав и его люди уже начинали нетерпеливо поводить глазами в поисках очередного настоящего мужского дела - воину не престало жить прошлым, но лишь думами о будущих подвигах. И, естественно, к ожидающим судьбу судьба и приходит - ибо зачем ей понапрасну стучаться в испуганно запертые ворота, когда можно споро войти в специально отворенную дверь?
Святослав думал, что ему делать, а в это время на подобную же тему размышлял и иной государь - византийский император Никифор Фока, втянувшийся в войну с дунайскими болгарами. Помня заветы предшествующих императоров, которые учили, что варваров лучше всего смирять руками других варваров, он решил, что на роль болгаробойцы вполне может подойти Святослав. Император приказал направить к русскому князю своего посланца - сына правителя Корсуни Калокира - и выдать ему на подарки князю и дружине двадцать пять пудов золота.
Калокир раздал в Киеве золото, но он не особо бы преуспел, если бы не имел за душой тайной мысли императора, поманившего русов в Болгарию, дабы отвлечь их внимание от Причерноморья. И император, и Святослав помнили, что население Болгариинаполовину состояло из славян, так что страна сия вполне могла стать частью государства Руссов. Воистину, это была цель, ради которой можно было преодолеть невозможное.
Святослав и его дружина решили, что преодоление подобного им по плечу, и князь во главе десятитысячного войска пустился на ладьях в долгий путь.
Как всегда, несмотря на внешнюю импульсивность решений, поход был тщательно продуман и тонко осуществлен. Лишь в самом конце лета 967 года, когда Святослав уже приблизился к Дунаю и готовился произвести высадку, болгары узнали о своей судьбе. Их царь, еще продолжающий требовать по обычаю дань с Византии, поспешно собрал тридцать тысяч и бросил их против русских.
Но противник его был не из тех, кто уповает лишь на численный перевес и привык побеждать напором массы. Каждый дружинник Святослава был мастер одиночного боя, а все вместе они отлично умели биться в строю. И теперь они еще раз доказали это. Предводительствуемое Святославом русское войско выстроилось в некий многорядный монолит и железной волной ринулось на болгар. Те были разбиты. И так сильно, что не помышляли о дальнейшем сопротивлении: все уцелевшие бежали и заперлись в сильной крепости Доростол. Царь Петр от огорчения вскоре умер.
Следующий год отдал в руки Святослава Переяславец, Доростол и восемьдесят других городов-крепостей. Фактически все городки по Дунаю были в руках киевлян. Князь сел на место болгарских царей и стал управлять новой своей державой. Калокир был с ним рядом. И лишь теперь Никифор Фока понял, какую заботу он себе нажил - вместо начинавшей понемногу стареть Болгарской державы он получил в соседи великого воина, обдумывающего не менее великие планы, в которых Византии отводилась важная, но отнюдь не беспечальная роль.
Император заключил с болгарами мир против общего врага и подговорил печенегов, часть которых привел ныне в БолгариюСвятослав, напасть на Киев, успокоив их тем, что войска Святослава далеко. Кочевники обложили Киев, но стоило малой дружине русичей подойти к городу и представиться передовым отрядом войска князя, как хан печенегов дрогнул и снял осаду города. Киевляне, воспользовавшись этим, сумели послать к князю гонца, который без соблюдения дипломатического политеса передал своему повелителю и князю голос земли: он-де, князь, чужую землю ищет и блюдет ее, а от своей отрекся, а Киев вместе с его матерью и детьми чуть было не взяли печенеги. Неужели ему не жаль ни отчизны, ни состарившейся матери, ни детей своих?
Речь произвела необходимый эффект, а семя пало на добрую почву - князь, верный обычаю защиты родных пределов и людей, породивших его, равно и тех, кому он даровал жизнь, действовал со всегдашней решительностью: в невообразимо малый для подобных дел срок он оказался в Киеве. Печенеги, недавно смиренные именем Святослава, теперь были смирены его делом: пройдя облавами по землям степняков, русичи захватили их богатство - лошадей. На Русь опять снизошло спокойствие, и вновь тесно стало на ней Святославу, часто говорившему матери, что не любо жить ему в Киеве, тянет его на Дунай, в Переяславец - в середину его земли. На что княгиня отвечала только, что больна она - и куда же теперь уйдет от нее сын? Что держава - не камешек, из кармана не выкинешь. Что похоронив ее - пусть делает, как хочет, но делает, подумав. Если останется - то не воспрянет ли Византия, а если уйдет - на кого оставит Русь?
источник
МОИ ПРОЕКТЫ:
РУСЬ БЫЛИННАЯ
РАТНАЯ ДОБЛЕСТЬ РУССОВ
АРХИВ ГРАФОМАНА
|
25.05.2011
|
Похожие публикации
Комментарии
| |
|
|