«Наворопъ» и «загон» - тактика ведения боя русским войском 2

Начало здесь.

Чем же любопытно сообщение «Ливонской Хроники» под 1218 г.? Хочется обратить внимание, на несколько моментов. Во-первых, численность русского войска была большой т. к. принимали участие новгородские, псковские и вероятно смоленские полки. Во-вторых, надо отметить разделение русского войска на две части: основное войско остановилось за рекой, а небольшая часть воинов была отправлена для выявления сил противника. После обнаружения русских, немцы напали на «сторожей». Они стали их преследовать и по пути к реке силы растянулись т. к. рыцари были на конях, а ополчения ливов и лэттов были пешими. Оказавшись у реки расстроенные порядки неприятеля, были разбиты основным русским войском с использованием дальнего боя из луков.

Следовательно, можно предположить, что русские специально увлекли противника притворным бегством, чтобы расстроить боевое построение неприятеля. Эти действия напоминали «наворопъ», где ключевым моментом было создание у противника ложного мнения о численности русского войска, чтобы затем увлечь его притворным бегством в условленное место.

Повторялись ли подобные действия русским войском после 1218 г. или эти действия были случайностью?

Новгородская летопись под 1234 г. сообщала следующее: «Иде князь Ярославъ с новгородци и со всею областию новгородчкою и с полкы своими на Немци под Юрьевъ; и ста князь, не дошед града, с полкы, и пусти люди своя въ зажитиа воеватъ; Немци же из града выступиша, а инии изъ Медвижии головы на сторожи, и бишася с ними и до полку. И поможе богъ князю Ярославу с новгородци: и биша их». Под 1242 г.: «Поиде князь Александръ с новгородци и с братомъ Андреемъ и с низовци на Чюдскую землю на Немци в зиме, в силе велице, а самъ поиде на Чюдь. И яко быша на земли, пусти полкъ всь в зажитья; а Домашь Твердислалиць и Кербетъ быша в розгоне, (и устретоша я Немци и Чюдь у моста, и бишася ту – по Старшему изводу) и убиша ту Домаша, брата посадница, мужа честна, и иных с нимь избиша, а иных руками изимаша, а инеи къ князю прибегоша в полкъ. Князь же въспятися на озеро; Немци же и Чюдь поидоша по нех. Узревь же князь Александръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьскомъ озере, на Узмене,… и бысть ту сеча».

Отечественные историки не уделяли внимания ни сражению 1218 г. у реки Великая, ни сражению у реки Омовежа в 1234 г. Зато о «Ледовом побоище» можно составить библиографию.

Например, в 1966 г. вышла в свет работа «Ледовое побоище 1242 г.» (Труды комплексной экспедиции по уточнению места Ледового побоища). В части посвященной тактике действий князя Александра Невского Г. Н. Караев отмечал «Домаш и Кербет вступили в бой и выяснили силы противника, после чего Александр Невский отступил». Следовательно, действия отряда Кербета и Домаша в «разгоне» Г. Н. Караев относил к разведке сил противника, хотя не обратил внимание, что разведкой сил занимались «сторожа». По поводу отступления войска Александра автор считал, что отступление было обдуманными действиями.

В 1969 г. вышел сборник «Очерки русской культуры XIII – XV в.», где в главе «Военное искусство» Б. А. Рыбаков используя сообщение Никоновской летописи упоминал «загон», который, по его мнению, был разведкой, при этом, не ссылаясь на сообщения Новгородской Первой летописи о «разгоне». Автор считал, что отступление князя на лед озера было продиктовано неудачной тактикой рейдов, которая не принесла результатов.

В 1994 г. в сборнике «Древний Псков» была опубликована статья А. Н. Кирпичникова «Ледовое побоище 1242 года и его тактические особенности». Автор считал, что «разгон» выполнял задачу разведки, а отступление новгородских полков на озеро было «необычным маневром», не уточняя в чем, была необычность.

В 1997 г. выходит книга Д. Аля «Истории из Истории», в которой автор уделил внимание «Ледовому побоищу». Наблюдения историка были важны т. к. открывали новые аспекты тактики русского войска. Например, Д. Аль обратил внимание, что в источнике до сражения не упоминался суздальский князь Андрей. Следовательно, «зажитники» разорявшие села противника были «полком» Александра, в то время как Андрей с основным войском уже стоял у Вороньего камня. Разделение русского войска привело к тому, что противник составил ложное представление о русских силах т. к. наблюдал «зажитников» из «полка» Александра, и «разгон» якобы разведку. Поэтому немцы и бросились преследовать отступающие силы русских т. к. не подозревали, что в другом месте стоит основное русское войско.

Реконструкция боевых действий, выполненная Д. Н. Альшицем в 1960 г.
В отличие от предшествующих исследователей Д. Аль действительно отметил вероятную причину и тактический замысел Александра «тщательно подготовленная операция по вовлечению противника в гибельные для него условия боя. Победа была обеспечена скрытым сосредоточением войск, мастерской демонстрацией ложного движения на Дерпт и поспешного отступления к восточному берегу».

В какой мере можно сопоставить действия русского войска в 1218, 1234 гг. с 1242 г. сказать сложно. Действовали ли военачальники по установленным традициям или в каждом случае по обстановке установить не возможно. Но по сообщениям, которые отмечали повторявшиеся в различных описаниях особенности, вероятно, можно придти к выводу, что какие-то общие черты все же были.

Во всех событиях русское войско разделялось на две части. Основа войска занимала укрепленную или в тактическом смысле выгодную позицию, а «разгон» должен был вызвать атаку противника на себя, после чего русские обращались в притворное бегство, а рыцари бросались в погоню. «Беглецы» приводили за собой рассредоточенное войско противника к месту, где находились основные силы русских, которые и наносили главный удар.

В действиях 1218, 1234, 1242 гг. нет ни одного упоминания о полевом сражении русского войска с рыцарями. Все сражения проходили с использованием маневра, обманных действий, которые должны были привести противника к ложному заключению о силах русского войска. Построение рыцарей растягивалось и теряло монолитность во время преследования русских. Войско оказывалось перед основными силами противника в невыгодном для себя месте, что в итоге и приводило к поражению.
Еще одним доводом того, что сражения 1218, 1234, 1242 гг. не являлись традиционным полевыми сражениями, может послужить отсутствие упоминаний о потерях русского войска. Если бы Владимир Мстиславич, Ярослав Всеволодович и Александр Невский давали полевое сражение, с соответствующей подготовкой и расстановкой сил, то потери русского войска были бы гораздо ощутимее и отразились бы в отечественных источниках. При первом натиске от столкновения с тяжеловооруженной конницей рыцарей в русских порядках были бы большие потери. Например, если за 1218, 1234, 1242 гг. практически нет упоминаний о русских потерях, то в сражении у реки Кегола (у Раковора) в 1268 г., русские, не смотря на победу, потеряли большое число знатных воинов: «И ту створися зло велико: убиша посадника Михаила, Твердислава Чермнаго, Никифора Радятиница, Твердислава Моисиевича, Михаилу Кривцевица, и Ивана, Бориса Илдятинича, брата его Лазаря, Ратшю, Василя Воиборзовица, Осипа, Жирослава Дорогомиловица, Поромана подвоискаго, и Полюда, и много добрых бояръ, а иных черных бещисла людии; а и иных без вести не бысть: тысячкого Кондрата, и Ратислава Болдыжевица, Данила Мозотиница, а и иных много, и богъ весть, а плесковиць такоже и ладожанъ; а Юрьи князь вдасть плеце, или переветъ былъ в немъ, или богъ весть. Тоже, братье, за грехы нас казнить богъ и отъятъ от насъ мужи добре».

Причиной русских потерь вероятнее всего, было то, что князья решили дать противнику полевое сражение, когда оба войска встречались на поле боя, выставляли свои полки и вступали в бой фронтально. В 1268 г. русские не использовали маневр, с целью заманить противника в невыгодные условия местности, и рассредоточить его боевые построения как это было в 1218, 1234, 1242 гг. Князь Дмитрий, в отличие от отца Александра (1242 г.) и деда Ярослава (1234 г.), наоборот сам решил идти на встречу с противником. И в отличие от сражений 1218/19, 1234, 1242 гг. уже не русские встречали противника, а немцы ожидали русское войско: «и ту наехаша Немецкия полки сояще… Новгородци же не умедляще ни мало, поидоша къ нимъ за реку, и начаша ставити полкы; плесковици и сташа по правои руце, а Дмитрии и Святославъ сташе по праву же выше, а по левую ста Михаилъ, новгородци же сташа в лице железному полку противу великои свиньи. И тако поидоша противу себе; и яко съступишася, и тако бысть страшно побоище, яко же не видали ни отци, ни деди».

Следовательно, можно утверждать, что русские военачальники в 1218, 1234, 1242 гг. с помощью маневра лишали противника основного преимущества – немецкий железный клин не имел цели для удара, из-за маневра русского войска, а в 1268 г. русские предоставили противнику возможность и цель для нанесения удара, из-за чего и понесли большие потери.

Есть основания полагать, что военачальники на Северо-западе Руси в первой половине XIII в. успешно использовали тактический маневр - «разгон», который позволял создать у противника ложное представление о русских силах и увлечь его в неудобные или невыгодные условия для сражения.

Что означал термин «разгон» в древнерусском языке? О «разогоне» ни И. И. Срезневский ни Ф. П. Сороколетов не упоминали. Правда, в словаре И. И. Срезневского смысл глагола «разгонити» обозначался как движение в разные стороны, а «разгоню» как рассеять и удалить.

Можно предположить, что исследователи соотносили «разгон» с «загоном». Например, И. И. Срезневский отмечал понятие «загон» как отряд, посланный для чего-либо. Ф. П. Сороколетов так же указывал на существование понятия «загон», видя в нем «воинский отряд, посланный для выполнения какой-либо задачи». При этом уточнял «Очевидно, не всякий отряд, а отряд, высланный вперед от основных сил (или в сторону), выполняющий роль разведки, боевого охранения, дозора и т. п., назывался загоном. Из этих употреблений возможно вывести и иное значение слова – набег». Причем в дальнейшем Ф. П. Сороколетов после «загона» и «заезда» упоминает «наворопъ» как разъезд, разведывательный отряд. Правда, автор не стал связывать «загон» и «навороп» как два слова одного значения.

Слово «разгон» появилось в южном летописании в середине XII в. Например, под 1153 г. упоминалось, что ополченцы из Галича захватили воинов Изяслава Мстиславича «на розгоне», который предшествовал сражению. Под 1286 г. говорилось, что русское войско преследовало противника, который разорял русские владения «розогналися воюючи по селомъ». В 1282 г. поляк Кондрат с русским войском отомстил Болеславу «за сором» и взял крепость Гостинный. Болеслав не стал вступать в открытое противостояние. Но сопровождал по пятам русское войско, когда оно возвращалось домой «ловя того абы кде оударити на розгоне». Около 30 воинов решили разорить деревушку и втайне отлучились от основного войска. Этим воспользовался Болеслав и разбил отряд. Летопись сообщала о том, что Рах и Прусин погибли «во изгоне».
Вероятно «разгон» в южном летописании упоминался в источниках как неожиданное нападение не на войско противника, а только на его часть. Могло ли слово «разгон» попасть в новгородские летописи без изменения значения слова – сказать сложно.
На Северо-востоке Руси «разгон» использовался редко. Кроме сообщения под 1242 г. в Новгородской Первой летописи Старшего и Младшего изводов «разгон» больше не упоминался.

Но если исходить из того, что возможно И. И. Срезневский и Ф. П. Сороколетов соотносили «разгон» с «загоном», то оказывается, что «загон» был известен новгородскому летописанию.

В Новгородской Первой летописи под 1216 г. при перечислении новгородских потерь в битве у Липицы, говорилось что «в загоне» погибли; Иванка поповица, терьского даньника». Затем «загон» встречается под 1311 г. во время набега новгородского войска с князем Дмирием Романовичем на племена Еми «убиенъ бысть Костянтинъ, Ильинъ сынъ Станимирович, в загоне».

Следовательно, в событиях начала XIII в. и начал XIV в. «загон» использовался летописцами, а по Никоновской летописи «загон» относился к началу XII в (1136 г.). Возникает вопрос, почему при описании сражения на Чудском озере в 1242 г. вместо привычного «загон» использовался «разгон»?

Вероятно, ответ состоит в том, что первое появление слова «загон» в Новгородской Первой летописи и Новгородской четвертой летописи относилось к 1216 г., где говорилось о гибели новгородцев в битве у Липицы. Однако при сравнении с сообщением Тверского сборника, оказывается, что новгородский летописец (в НПЛ и Н4Л) сократил текст «Сказания». Тверской летописец специально указал число погибших новгородцев и смоленцев «4 человекы Новгородци, а пятое Смолнянинъ», после чего шла запись сравнимая с новгородской летописью.

Но самое важное было то, что в Тверском сборнике упоминалось, что погибшие новгородцы входили в полк Мстислава Мстиславича «а у князя Мьстислава въ полку избытихъ 4 человекы Новгородци». И именно этот полк сначала выступил «на съступ», где погибло 3 человека, а затем был «загон», где погиб один новгородец и смоленский «передний муж».

Следовательно, появление в новгородском летописании слова «загон» в начале XIII в. было связано с Мстиславом Мстиславичем, полк которого во время сражения участвовал в двух этапах боя «ступ» и «загон».

Почему же в новгородской Первой и Четвертой летописи летописец не упомянул, что 4 новгородца погибли именно в полку Мстислава Удатого? Почему «загон» упоминался под 1216 и 1311 гг., а 1242 г., когда действовал Александр Невский «загон» переименовали в «разгон», не упоминавшийся позднее?
Можно сделать предположение, что новгородские летописцы хотели, чтобы или не было ссылки на то, что погибшие воины входили в полк Мстислава или «загон» не отождествлялся с Мстиславом Удатым, а действия Александра в 1242 г. как «разгон» были чем-то новым.

Никакой информации для ответа на эти вопросы в источниках нет, но отрицать факт появления в новгородском летописании слова «загон», связанный с Мстиславом Мстиславичем - нельзя.

Не безосновательно можно предположить, что появление на Севере Руси такого тактического приема как - притворное бегство было связанно с появлением в этих землях князя Мстислава Галицкого (1210 – 1218 гг.). Не исключено, что Мстислав Мстиславич был очень хорошо знаком с подобными действиями кочевников, излюбленным маневром, которых было притворное бегство (сражение у реки Вагра в 1099 г., сражение у Ростовца в 1177 г.). Мстислав начинал княжить в небольшом городке Торческ, на границе южной Руси, где проживали торки. Общение с торками и половцами не прошло даром для молодого князя. После брака Мстислава на дочери (Марии) половецкого хана Котяна, он часто получал половецких воинов, с помощью которых завоевывал Галич в 1213, 1217 и 1219 годах. Вероятно, военные контакты с половцами позволили Мстиславу использовать в своей деятельности тактику кочевников – притворное бегство («загон»).

Каким же образом Мстислав Мстиславич мог использовать «загон» с новгородскими полками, когда в набеге 1218/19 г. он не принимал участие?
Основания для этого могут быть связаны с тем, что Всеволод Мстиславич, Владимир Мстиславич и Твердислав Михалкович, т. к. после этого похода Твердислав стал посадником, могли воочию увидеть «загон» в 1216 г., когда принимали участие с Мстиславом Удатым в бою у Липицы.

Более того, Твердислав будучи посадником в 1211 – 1215, 1216 – 1219 гг. участвовал в боевых действиях с князем Мстиславом Мстиславичем, в том числе, три раза против чудских племен в 1212 (два раза) и 1214 гг., а так же в 1214 г. в походе на Киев «Поиде князь Мьстиславъ Мьстиславичъ, с посадникомъ Твердиславомъ и с Новгородци, къ Куеву». После ухода в 1217 г. из Новгорода Мстислава Мстиславича, его брат князь Владимир Мстиславич Псковский с Твердиславом самостоятельно, т. к. источник упоминал «Князь жь Мьстиславъ прииде в Новъгород безъ нихъ», ходили на Медвежью Голову (сов. Отепя, Эстония) «И поидоша к Медвижьи голове съ княземъ Володимеромъ и с посадникомъ Твердислоавмъ».

Князь Всеволод Мстиславич (по НПЛ Борисович) возможно так же принимал участие в набеге 1212 г., но источники об этом умалчивают. Однако под 1214 г. летопись при перечислении состава русского войска упоминала помимо трех братьев Мстиславичей (Мстислав, Давыд, Всеволод) и Всеволода «бяше же ту и Плесковьскыи князь Всеволод Борисовиць со плесковици, и Торопечьскыи князь Давыдъ, Володимирь брат; и приидоша вси здрави со множествомъ полона». В 1216 г. князь Всеволод Мстиславич вступил в войско Мстисава Мстиславича, где сражался в новгородском полку, который возглавлял Мстислав, где и использовался «загон».

Вероятно, что боевые соратники Мстислава Мстиславича на Северо-Западе Руси – посадник Твердислав Михалкович (1212, 1214, 1216 гг.), князь Всеволод Мстиславич (1214, 1216 гг.), Владимир Мстиславич (брат Мстислава) могли заимствовать тактику «загона» для борьбы против конницы рыцарей в Прибалтийских землях.
Традиции новгородского войска как «загон» в 1216 – 1219 гг. могли сказаться и в деятельности князей Ярослава Всеволодовича и его сына Александра. Основанием для этого могут служить повторение характерных особенностей.

Можно проследить некую закономерность в деятельности князя Ярослава Всеволодовича по аналогии с Мстиславом Мстиславичем. Он с 1201 г. княжил в Переяславле «Русском», где заключал «ряды» с половцами. В 1203 г. участвовал в набеге на половецкие вежи, в 1205 женился на дочери половецкого хана Кончака Елене (в крещении). В 1206 г. был изгнан из Переяславля. В общей сложности Ярослав провел на границе Юга Руси пять лет, находясь в постоянном контакте в половцами. Затем последовал брак Ярослава с дочерью самого Мстислава Мстиславича. Следовательно, дедом Александра Невского был половецкий хан Котян. А в 1216 г. в сражении у Липицы Ярослав воочию мог убедиться в эффективности «загона», который против него применил Мстислав. Это не могло не отложить отпечаток на военное искусство князя Ярослава.

Таким образом, для появления на Северо-западе Руси таких тактических действий как «загон» или «разгон», использовавшихся на Юге Руси в действиях половцев был ряд существенных оснований. Князья Мстислав Мстиславич и Ярослав Всеволодович были женаты на дочерях половецких ханов и соответственно пользовались военной поддержкой в виде половецких воинов. Когда князья оказывались на Северо-западе Руси, вероятнее всего, они использовали тактику притворного бегства, которая была не знакома для военачальников Новгорода и Пскова. Притворное бегство как маневренный бой успешно применялся половцами против русской тяжеловооруженной конницы. Эти же действия были с успехом использованы уже русскими князьями против тяжеловооруженной конницы рыцарей.

С одной стороны можно утверждать, что русские военачальники не могли использовать один и тот же тактический маневр против конницы рыцарей т. к. противник мог изучить их и использовать противодействие? С другой стороны можно сказать, что повторяющиеся действия были не следствием преемственности в тактике, а следствием шаблонности летописного изложения событий. Но тогда можно возразить, - если новгородские летописцы использовали штампы при описании боевых действий, то почему в «Ливонской хронике» под 1218 г. описание действий русского войска по своим отличиям совпадало с «шаблонами» новгородских летописцев?

Повторение в источниках о событиях 20 – 50 гг. XIII в. характерных особенностей ведения боевых действий русского войска дает основание предположить, что русские военачальники умело использовали против немецких рыцарей такие тактические маневры как «загон». Характерной особенностью действий русского войска было притворное бегство, которое вероятно соответствовало слову «загон» или «разгон».
Помимо этого подобные тактические действия полностью соответствовали стратегическим задачам русских князей по отношению к владениям рыцарей и племен Чуди (Эстов). Основной задачей было не завоевание этих земель, а нанесение экономического урона. Для завоевания надо было давать полевые сражения, вести методичную осаду главных крепостей, что в источниках не отображалось. Для причинения экономического ущерба было достаточно совершать стремительные набеги, «рейды», для разорения сел и городских округ, что постоянно описывалось в летописях.

В первой половине XV в., согласно источникам, тактику маневренного боя применил литовец Иван Друцкий, нанятый великим князем Василием Васильевичем «да тогда же приехалъ къ нему служити изъ Литвы князь Иванъ Баба Дрютскыхъ князеи», который руководил сражением у Сорятина в 1436 г. против войска Василия Юрьевича. Согласно летописи, Василий Васильевич попросил времени для перемирия и, зная, что неприятель находится рядом, все же распустил своих воинов для сбора провианта «разъехашася вси кормовъ деля». По примеру «зажитников» новгородских летописей под 1234 и 1242 гг. Василий Косой решил атаковать москвичей именно в это время. Московскому князю пришлось стремительно собирать войско «самъ похвативъ трубу начатъ трубити, и тако часа того събрашася полци великаго князя».

Однако можно так же предположить, что это была именно хитрость Ивана Друцкого и московских военачальников. Вывод строится на том, что летописный рассказ должен был выставить противника Василия Московского с негативной стороны, т. к. затем Василий ослепил Василия Косого. Для такого поступка были необходимы аргументы. Поэтому, летописец сделал так, что Василий Юрьевич якобы обманул великого князя и нарушил условия перемирия. Истинная хитрость состояла в том, что Иван Друцкий, повторил тактику «загона» Мстислава Мстиславича (1216 г.), Всеволода и Владимира Мстиславичей (1218 г.), Ярослава Всеволодовича (1234 г.) и «разгона» Александра Невского (1242 г.). В летописном сказании 1436 года летописец придумал аргументы для последующего ослепления Василия Косого и этим невольно скрыл традиционную для новгородских князей тактику ведения боя «загон», которая была продемонстрирована литовским князем Иваном Друцким Бабой.

Но, как не поразительно, именно Василий Московский в 1445 году попал в такую же ловушку, только созданную татарами! Во время первой части боя татары обратились в бегство, а русские бросились их преследовать «а инии сами побегоша, друзии же начаша уже избитыхъ Татаръ грабити». Хотя, еще до начала сражения Василий знал, что еще не все русские полки успели подойти к месту боя «всехъ князеи полци не успеша съвъкупитися, ниже царевичю Бердедату не успевшу приити». Жажда грабежа и в предыдущие века не могла остановить русских воинов, когда они набрасывались грабить убитого противника или его лагерь (сражение у Липицы - 1216 г.). И если в 1216 году у Липицы такая ситуация закончилась благополучно, то на этот раз все завершилось наоборот.

К концу XV века тактика притворного бегства по-прежнему приносила русскому войску победы. В 1500 году у реки Ведрош воевода великого князя Ивана III Юрий Захарьевич разбил войско литовцев и захватил в плен большое количество военачальников неприятеля (гетман князь Константин Иванович Острожский, пан Григорий Станиславович Остикович, пан Литавор Хрептович, пан Николай Юрьевич, пан Николай Зиновьевич и иные паны).

Задача русских состояла в том, чтобы выманить литовское войско в удобное место, где можно было окружить неприятеля. Для этого передовой отряд должен был создать у литовцев ложное представление о силах противника и увлечь притворным бегством литовские полки.

В итоге, передовой отряд русских выстроился перед рекой. Литовцы, увидев небольшое количество москвичей, решили напасть. Они некоторое время сопротивлялись, а затем обратились в бегство и перебежали через реку к основным силам. Литовцы бросились вдогонку, перешли реку и оказались на поле перед основными силами москвичей. И если в начале боя литовцы рассчитывали победить за счет численного превосходства, то во второй части боя численное превосходство было уже у москвичей, чем они с успехом воспользовались.

Сообщения источников указывают, что в событиях конца XI в. на Юге Руси половецкие ханы и русские князья впервые использовали тактический маневр притворное бегство, который условно можно отождествлять с термином «наворопъ». В XII в. «наворопъ» использовался в деятельности многих князей на Юге Руси. Последние упоминания относятся ко второй половине XIII в.

На Северо-западе Руси в первой четверти XIII в. прием притворного бегства стал использоваться, но уже против тяжеловооруженной конницы рцыарей. Есть много оснований полагать, что князья Новгорода и Пскова с успехом использовали этот тактический маневр, т. к. сталкивались с ним на Юге Руси. В местном летописании притворное бегство соответствовало термину «загон».

На Северо-востоке Руси тактика «загон» упоминалась до конца XV в.
Сведения источников о «наворопе» и «загоне» полностью подтверждают наблюдения Н. С. Голицына и А. К. Байова о том, что князья часто вели маневренный бой, где использовалось притворное бегство, для создания у противника ложного представления о силах русского войска. Что в свою очередь опровергает тезис А. А. Строкова, доказывавшего несостоятельность наблюдений предшественников. Причем историк при опровержении использовал не летописный материал, а обвинял историков в отсутствии патриотизма и любви к родине.

Притворное бегство было определенным маневром, без которого не могла быть выполнена вторая часть сраждения – бой с использованием неблагоприятных для противника условий местности или засады.

Полностью работу Дениса Моисеева можно скачать здесь.

18.07.2012

Похожие публикации

Комментарии