ПОЭМА КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ

Согласно древнерусской летописи
в лето 965-е князь Святослав стёр
с лица земли Хазарский Каганат
со столицей Итилем (Астрахань) и
крепостью Саркел (Белая Вежа).

Посвящается В.Квачкову, Р.Яшину, А.Найденову.

ПОЭМА

КНЯЗЬ СВЯТОСЛАВ

Шумел Азов в Босфоре узком
И вышибал пролив, как дверь.
Он шел сливаться с морем Русским,
Что Черным названо теперь.
Ладьи взахлеб глотали воду.
И парус падал на волну.
Бросались за борт мореходы.
И шло оружие ко дну.
И вспученный язык прибоя
Бросал пловцов на зубы скал.
И был кровав, как поле боя,
Прибрежный каменный оскал.
Волосяной аркан на горле.
Никто спасению не рад.
И тех, кого щадило море,
Брал в плен Хазарский Каганат.

– Эй вы, продажные хазары,
Какой опутал вас обман,
Что на невольничьи базары
Вы нынче гоните славян?
Вы ж – пастухи, вы – ширь степная,
Огни приветливых костров.
Зачем вам лязг и жуть цепная
Грызущих тело кандалов?

Закованный в стальной ошейник,
Привязанный за конский хвост,
В прибое выловленный пленник
По-русски конвоиров нес:
– В подпаски выродились, шельмы!
Хребты прогнули под жида.
И заклеймила ваши шлемы
Шестиконечная звезда.

Хазары, лохи кочевые,
Придумавшие длинный кнут,
Ну за какие чаевые
Пустили вы к себе иуд?

Лягнулся конь на крик сердитый.
И в самый раз бы в лоб попал,
Да славянин поймал копыто
И ногу лошади сломал.
Его расписывала плетка.
Но он, выравнивая крен.
Лудил соленым словом глотку
И зубы скалил, один хрен:
– Кумысохлебная порода,
Еще попомните славян.
Для нас дороже нет свободы.
Тем крепче дух, чем больше ран.

А степь чернела от раввинов.
Объиудеился Итиль.
И синагоги над равниной
Маячили, как мачты в штиль.
Бродили в матовом кумысе
В стране отар и табунов
Чужая власть, чужие мысли
И злость всемирных шатунов.
И стало вдруг казаться скотству,
Утяжеленному мошной,
Что скотство – это превосходство
Над человеческой душой.
И талмудическая эра
Воспряла щелканьем кнута.
И с наслажденьем злая вера
Людей держала за скота.

Рабы… Кто падал от холеры,
Кто высох с голоду в плену,
Кто двигал веслами галеры,
Кто рвал мотыгой целину.
Весь горизонт кандально звякал.
К сохе посаженный на цепь,
Там наш земляк на паре яков
Пахал разлегшуюся степь.

Душа славянская лесная
Над стланью выгоревших трав
Рвалась на зов родного края,
Где кроны машут на ветрах.
Где льют дожди такие слезы,
Что не вернуться к ним нельзя…
И в память парусом березы
Вплывала отчая земля.

И изнывая от плененья,
Он тайно в осыпи песка
Точил и рвал цепные звенья,
Пока рука была крепка.
И ночи ждал, как ждут побега,
Как ждут простора корабли.
И Млечный Путь казался снегом,
Не долетавшим до земли.

И только небо засквозило
Над степью звездным решетом,
Хазарка косы распустила
Над русским пленником шатром.
Сурочьим жиром смазав раны,
Она нашептывала сон
О том, что сменится охрана,
И будет он освобожден.
То распаляясь, то робея,
Она его влюбила в мысль:
Не все хазары иудеям
На этом свете продались.
За деньги – их земного бога–
Не каждый ползает в слюне.
Вчера горели синагоги.
Тянуло гарью в стороне.
А завтра сунут крюк под кожу
И вздернут гоя на виду.
И будет он висеть, похожий
На шестилапую звезду.
Товаром стала грязь разврата.
В цене животная любовь.
За честь сестры убили брата,
Но нет отмщения за кровь.
Героев нет и - нет народа.
И загоняя в новый строй,
Здесь заменили все свободы
Свободой торговать собой…

И пали с пленника оковы.
Он прыгнул в стремя налегке.
И одарил сердечным словом
Хазар на их же языке.
Искал, купая пальцы в гриве,
Во мгле Полярную звезду,
Вникая в то, что говорили
Ему повстанцы на ходу.
– Народы наши дружно жили.
Глядели вдаль из-под руки.
Вы – лесу, мы степи служили
И пили из одной реки.
Твоя страна по волнам леса
До моря Русского плыла.
И подпирала свод небесный.
И всем заступницей была.
Открыты и русоволосы,
Наследники могучих плеч,
Сражались русы с голым торсом,
Боготворя копье и меч.
Лишь в битве правил воевода,
А в мирной жизни каждый – царь.
Вождем славян была свобода
И, думаем, не только встарь.
Надеемся, что и поныне
Достойна Русь своих седин.
И нас надежда не покинет,
Пока ты с нами, славянин.
Нас мало, мы слабы для битвы.
Нам иго сокращает век.
К тебе мы шлем свои молитвы,
Спаси нас, русский человек.
Сейчас уйдешь, но дай нам слово,
Что через год или другой
Нагрянет Русь из-за Азова
И даст иудам смертный бой.

* *
А Русь жила своею ранью,
Лечилась травами от ран,
Когда князь Игорь вместе с данью
Погибель принял от древлян.
И чтоб толпа не голосила,
На место павшего отца
Княгиня Ольга подсадила
В седло наследника-юнца.

Ему не лишку лет от роду.
И шлем сползает до губы.
И он в реке не знает броду,
Но слышит зов своей судьбы.
А в горле ком. Кольчуга душит.
Кулак в поводьях сплошь – синяк.
Но дядька Свенельд смотрит в душу.
И ветер треплет русский стяг.
Молчит смущенная дружина.
И воевода спал с лица.
И все ж, они увидят сына,
Летящим в сечу за отца.
И ворон, чувствуя добычу,
Крылом цепляет облака.
Он соблюдает свой обычай –
Следить за битвой свысока.
Но и ему неловко как-то
Искать погибели мальца.
Беду чтоб только не накаркать,
Он сбился с круга в небеса.
А по изрубленной поляне
Летел с копьем над головой
Туда, где сгрудились древляне,
С дружиной княжич боевой.
А вряд дядья родные мчались –
Узда в узду, ноздря в ноздрю.
Мечи над конницей качались,
Слегка царапая зарю.

А на холме княгиня Ольга
Перед иконой свечи жгла,
Принявши христианство только,
Молила Бога, как могла:
– О, мой Премилостивый Боже,
Лишившись матери, отца,
Я потеряла мужа тоже
И посылаю в бой юнца.
Спаси его от вражьей рати.
Продли его, Создатель, век.
Хотя к твоей он благодати
По малолетству не прибег.
Коль Божья милость не оставит,
Пусть не двуперстием руки, –
Так он мечом Тебя прославит.
Твои враги – его враги.

И кровь отца в варяге малом
Вскипела, сердце накаля.
Метнул копье. Оно упало
Перед копытами коня.
И от обиды шпоры врезав,
На тучу стрел рванул в галоп.
Но шлема верное железо
Спасло его горячий лоб.
И восхищенная дружина
Гнала восставших до реки.
И меч отца достался сыну,
А с ним – и мощь его руки.

Смертельно раненый древлянин,
Спеша приблизить свой конец,
Хрипел с земли:
– Тяжелой данью
Нас твой обкладывал отец.
За все назначена расплата.
И раз уж ты примерил трон,
То знай, что Русь под Каганатом,
Как лошадь, пашет на Сион.
Мы вам двойную дань платили.
Князь Игорь с нас две шкуры драл,
Чтоб и хазары жирно жили,
И чтобы Киев не страдал.
Кочевия умом кагала
Бесчинствует, славян поправ.
И ты не князем, а вассалом
Сионским будешь, Святослав.

Уж дядька Свенельд меч кровавый
Поднял, древлянина добить,
Но благородство Святослава
Тому позволило дожить.
И умирая, старый воин
Взглянул с надеждой на юнца:
– Последнюю исполни волю,
Прости нас, княжич, за отца.

Глазами лошади косили
На Днепр, сиявший от костра.
И тщилась Русь со злою силой
Покончить силою добра.
Она была светла, как отрок,
Что клялся, меч до боли сжав.
На берегу у черных лодок
Стояли Русь и Святослав.
Он слушал голос русской тверди,
Как в детстве ухом к ней припав.
«Еще ты сам себя не ведал,
А я-то знала, Святослав,

Что ты спасешь меня от краха,
Вернешь Азов, Дунай и Днестр.
Завоеваниям Песаха
Конец положишь, наконец.
Лесов глубокое дыханье
И ровное теченье рек
Сбивает мне кочевных ханов
Опустошительный набег.
И разрываюсь я на части –
На племена и облака.
Откушен юг поганой пастью
Иуде верного царька.
То земли уличей уносит,
То тиверцев теряю я.
То вещего Олега кости
Грызет могильная змея.
Я так просторами ослабла…
Но ты рожден меня сберечь.
Сильней кривой хазарской сабли
Твой обоюдоострый меч.
Ни дня на троне не вассальствуй.
Люби, как воин, отчий край.
В ответ на «разделяй и властвуй» –
«Объединяй и управляй».

И кровью тёк надрез заката.
И клясться было в самый раз.
– Пусть пожелтею я, как злато,
Когда не выполню приказ.

Уже и мыслил он и ведал,
Какая будет здесь страна,
Когда под стягами победы
В народ сольются племена.

Княгиня Ольга, справив тризну,
Запала в гневную тоску.
Она за дань в древлянских избах
Велела взять по голубку.
И безутешные печали
Явились мести торжеством.
На крыши птицы возвращались
С зажженным трутом под крылом.
То верхом женского коварства,
То низом подлости самой,
Как пламенеющие астры,
Летели голуби домой.
Над распластавшимся пожаром
Чернобородый дым висел…
Прямая выгода хазарам –
Наш древнерусский беспредел.
Они –жрецы кровавой дани
Толкали в смуту племена,
Чтоб в громком имени – «славяне» –
Себя не слышала страна.
Но, потаенная, веками
Жива любовь к земле своей.
И сокол, посланный волхвами,
Сбивал несчастных голубей.
А сизый чад стелился долом.
И слезы плавились в глазах.
Скакал огонь от дома к дому.
И срубы лопались в пазах.
Междоусобная отрава
Невинных гробила людей.
И был не в радость Святославу
Полет горевших голубей.
Любил он больше птиц парящих.
Глядел в задымленный прогал,
Как сокол в солнце заходящем
Все выше в небо забирал.
И темь кудлатая когтилась
Тугими лапами ветвей.
А может быть, ему приснилась
Расправа матери своей?
Каков он будет сам в народе,
Себя походам посвятив?
Суров? Суров, но благороден.
Жесток? Жесток, но справедлив.

С рассветом ломкий голос князя,
Окрест распугивал покой.
Из-под копыт стреляя грязью,
Скакали русы день-деньской.
Словены, кривичи, поляне,..
Кто супротив, тем – поделом.
Славян обкладывая данью,
Он земли стягивал узлом.
И не было другого дела
Для Святослава и Руси.
Работа русская кипела:
Спаси Отечество, спаси!
«Мы – за отцов!» – кричало поле.
«Мы – за отцов!» – качался лес.
Земля – единственная воля
Под синим пологом небес.

И князь мужал. Под небом ясным
Жил без котла и без шатра.
На красных углях жарил мясо
И ел с дружиной у костра.
И звездной соли ночь бросала
Потомкам ариев на снедь.
А Русь в границах распирало,
Что любо-дорого смотреть.
И печенеги припадали,
Заслыша Святославов бас.
И греки откупались данью,
Когда он рек: «Иду на вас».
А был он с золотом не дружен.
Но в пояс кланялся лесам.
И только новое оружье
Давало блеск его глазам.
Он говорил:

– В природе сила
И правда в ней, – добром лучась.

И так земля его носила,
Как никого из нас сейчас.

* *
Который год уж минет скоро,
Как от позора кандалов
Хазарский пленник, врезав шпоры,
Ушел на зов родных лесов.

Но нет покоя в счастье беглом.
Он вольной волюшке не рад,
Пока стоит на свете белом
От крови черный Каганат.
Иудобойную ватагу
Вожак вокруг себя сплотил –
Мечей две сотни да отвага…
Но час отмщенья не пробил.
И бродит он землею русов,
Зовет к походу за Азов.
Но рассыпаются, как бусы,
Его слова среди низов.
А память к плену возвращает
По шрамам, нажитым в рабах…
Хазарка грезится ночами.
Песок скрежечет на зубах.
То гаркнет степь конвойным гыком.
То плеть рванет живую плоть.
То вспомнит, как с звериным рыком
Хватал обглоданный ломоть.
Как тёк закат кровавой рвотой.
Как в череде убойных дел
Талмуд голодною субботой
Акумьи души рвал из тел.
Как в трюмы сваливали грудой
И на потребу дальних стран
По морю Русскому иуды
Везли невольников-славян.

Хоть был вожак оратор слабый,
Но взгляд штормил из-под бровей:
– Меня там звали сакалабом,
А я от роду – Еремей.
– Да что за твари иудеи?
– Кому они, скажи, сродни?
– А кто их знает, но, скорее,
Что семя дьявола они.
То сверху вниз глядят, то косо,
То ядовито, как гюрза.
У них над попугайским носом
Сидят совиные глаза.
Их будто кто по свету веет.
Своей землей не дорожат.
Одно известно: иудеи
Охочи шибко до деньжат.
Уж больно сильно деньги любят,
Целуют золото взасос.
И за богатство душу губят,
И губят всех, не будь я рос.

Объиудеен Каганатом
Уже и Северный Кавказ.
Людьми торгуют, как шпинатом,
Не пряча сатанинских глаз.
И ритуальной мажут кровью
Глухие стены синагог
Судьбу хазарскую воловью
Талмуд согнул в бараний рог.
От наркоты в башках косматых
Текут кумысные мозги.
Кочевия у Каганата
В поклоне лижет сапоги.
И степь хвостом шакальим машет
Перед владычеством иуд.
Они не сеют и не пашут,
А хлеб с хазарским сыром жрут.
И трон из золота отлили,
И оседлали сами трон.
Вчера еще гостями были,
А ныне – сила и закон.

Религией чернобородой
Грозят Земной опутать Шар.
И скоро будут все народы
На положении хазар.
К господству (давняя затея)
Идут ступенями горбов.
Лишь тем и живы иудеи,
Что из людей творят рабов.
На Русь пускаются в набеги,
Хватают мужиков и баб.
В большой цене в десятом веке
(И в нашем – тоже) сакалаб.
Да где ж тот храбрый князь, славяне,
Кто легкой битвы не ища,
Пойдет в Итиль не ради дани,
А – чести русского меча?

Летела звань над чистым полем,
В лесах сдиралась о суки.
Везде чесали до мозолей
Свои затылки мужики.
– Да князя нет такого, вроде.
– Словен, родимичей спроси.
– А может, в кривичской породе?
– Постой, а в Киевской Руси?..
И зацепил багор за ворот,
И коготь памяти востер.
– А тот, кто взял болгарский город.
И печенегов мёл, как сор…
Ему и с Дона дань и с Волги,
А спит в снегу, хвою постлав.
– Наследник Игорев и Ольги.
– Ну, верно, княже Святослав!
Из Рюриков… Любим в народе…
Древлян мальчишкой гнал с Днепра…
Вот с той поры за ним и ходит
Былина – памяти сестра.

* *
Под куполами золотыми
Душой в Царьграде расцвела,
Священника из Византии
Княгиня в Киев привезла.
Молилась, чтоб ее примеру
Последовал и сын родной.
Желала быть одной с ним веры,
Как крови с ним была одной.
Но Святослав басище зычный
Смиряя в нежные тона,
Ей возражал:
– Я не язычник.
Я верю в мудрость ведуна.
В твоей светлице – ландыш воска,
И льет покой иконостас,
А мне, наверно, грохот войска
Мешает слышать Божий глас.

Но мать жила надеждой снова.
Быть может, сына как-нибудь
Святой отец церковным словом
На истинный наставит путь.

И просьбе матери радея,
Священник князя вопросил:
– За что бросают иудеи
На Византию столько сил?..
Сгнил первый Рим от их разврата,
Став жертвой прорвы золотой.
Теперь набеги Каганата
Раскачивают Рим второй.

– Я воин, –
Святослав ответил, –
И мне понятнее война.
И будь хоть трижды Рим на свете,
Русь для меня всего одна.
Она мне памятью оплатит
Мои посильные труды.
Одна рука – на рукояти,
В другой – поводья и бразды.
Мой жезл – мой меч – в простой оправе.
Бегу от жизни дорогой.
Грешно одной рукою править,
А барыши грести другой.
От иудео-христианства
Прогнил и пал имперский Рим.
И византийское пространство
Скупил иуда-пилигрим.
И Рим второй погибнет, пастырь.
Тому недолго в славе жить,
Кто не способен в жажде власти
От власти деньги отделить.

– Да, князь, ты Русь рожден прославить,
Хотя пророчить не берусь.
Но мог бы ты себе представить,
Что третьим Римом станет Русь?

С улыбкой, ангела добрее,
Гость византийский ждал ответ.
– Пусть я, как злато, пожелтею,
Коль «да» отвечу вместо «нет».
Но я ведическое знамя
Над миром буду поднимать.
Нет веры старше веры в Знанья.
А старше их природа-мать.

Священник бороду огладил:
– Живешь без свиты, без шатра.
И твой кафтан не вышит гладью.
И щеки высекли ветра.
И меч твой – баловень пудовый –
Не знает промаха в бою.
Но сын твой будет ли готовый,
Чтоб повторить судьбу твою?
Таких, как ты, земля рожает
Единожды на тыщу лет.
А после русскую державу
Кто оградит от лютых бед?
Её обложат иудеи,
Вползут во власть исподтишка
И тихой цапой завладеют
Всем, что хранит твоя рука.
В Египте, в Сирии так было…
(Да и в России нынче так.)
И Риму веры не хватило,
Когда в доверье втерся враг.
Но я тебе открою тайну:
С Христом в душе один – за двух.
И где не сдюжит сталь литая,
Там одолеть поможет дух.

Князь Святослав готов к ответу:
– Хвалю радение за Русь.
Но с ясной верой в разум Ведов
Я был и, значит, остаюсь.
Не вижу в небе превосходства.
Люблю земную красоту.
Идет от Господа господство,
А я превыше братство чту.
Мой дух взрастили лес и поле.
И знаю я один завет:
Земля – единственная воля,
А нет её и воли нет.

И солнца луч пробился щелью.
Князь вышел, дверь толкнув на свет.
И не заметил, как священник
Перекрестил его вослед.

* *
Парят клокочущие чаны.
Висит кошерной кухни чад.
И поварята под охраной
Все блюда пробуют на яд.
Рабы, присев на задних лапах,
Таскают яства на спине.
Сидят раввины в черных шляпах,
Макая бороды в вине.
Вот также пышно с видом барским
Они когда-то жрали Рим.
А ныне на хребте хазарском
Иуды празднуют Пурим.
И царь Иосиф, багровея,
Чтоб перекрыть итильский пир,
Вещает:
– Царство иудеев –
Весь населенный нами мир.
Рассеянье, как паутина.
Земле не сбросить наших пут.

И мир, как глупая скотина,
Бредет к владычеству иуд.
– Явись, явись скорей, Мессия!
Мы лишь тебя боготворим.
На гойской крови замесили
Мацу мы к празднику Пурим.
Египет, персы, Рим, хазары,..
Вся высота Земли и ширь
Несметным иудейским даром
Лежит в ногах твоих, Эсфирь!

И пил Иосиф кубком полным
За ту разбойную зарю,
Когда Эсфирь женой Сиона
Была персидскому царю.
Играя глупым царским сердцем,
Она легко пустила кровь.
Иуды вырезали персов
Из «благодарности» за кров.
И вот за глубину обмана,
За подвиг зла, за нож в живот,-
За то, за что убить бы мало,
Они и чествуют свой род.

За клевету, распутство, подкуп,
Грабеж и брызганье слюны
Они торжественно и подло
Вручают орден Сатаны.
Жрецы духовного распада,
Всегда плевавшие в мораль,
Они не убоятся ада,
В него не веря, как и в рай.
Превыше заповедей горних,
Чтоб надсмехаться над Христом,
Они поставят клуб игорный
С двуногой тварью и шестом.

И сколь невинна проститутка,
Настолько честен иудей…
Итильский пир гуляет жутко:
За каждым тостом – смерть людей.
Дрожат атласным блеском свечи,
Горя на темени рабов.
И заливает воск по плечи
Подсвечники немых голов.
Скользят наложницы, как эфы.
С ухмылкой царственный упырь
Позвал одну из них:
– Марефа,
Ты будешь русская Эсфирь…

* *
Неделю со стремян не слазя,
Стегал нагайкой до костей
И гнал коня по следу князя
С своим отрядом Еремей.
Уже нахмуривались други,
Трясясь в галопной маяте.
И конский пот сжигал подпруги.
И были лошади не те.
И как ещё посмотрит княже
На вольнодумцев-мужиков?
И как ему ещё докажешь,
Что двинуть надо на Азов.
Пустая может быть затея.
Но Еремея не проймешь.
Характер был у Еремея
Заточен под пиратский нож.

Он – в Киев. Князь – в Переяславец,
Оттуда – биться на Оку.
И шла молва о Святославе,
Что тот полжизни на скаку.

А на Оке он ждал набега
На дань слетавшихся хазар.
Чтоб дело вещего Олега
Покончить за один удар.
Но долго враг не шел в засаду.
Опасность чуя наперед.
А соколок то ввысь, то рядом
Творил стремительный полет.
И зря за крыльями косыми
Гналась хазарская стрела.
… И Русь не знала, что в России
Убьют двуглавого орла…

А Святослав, кольцо смыкая,
В глухом бору хазар застиг,
И пешим строем наступая,
Кидал вражин с холодных пик.
На сучья кони натыкались,
Роняя всадников в кусты.
И на мгновение вздымались
Мечи над ними как кресты.
И впрямь, над криками проклятий,
Пронзавшими холодный лес,
Был меч с рогатою рукоятью
Похож на равнобокий крест.
В сквозных просветах бились птахи.
У Святослава на виду
Хазарин рвал со шлема в страхе
Шестиконечную звезду.
На острие поддев железку,
Подбросил князь. Качнул плечом.
И полоснув со свистом резким,
Он влёт рассёк её мечом.

В осенней хмари далей окских
С последним стоном стихла брань.
А вятич с видом не геройским
Вздохнул:
– Кагал удвоит дань.

Медовый кубок скомкав всмятку,
Слизнул князь мёду с кулака:
– Когда вождём у вас был Вятко,
То славой полнилась Ока.
Гляжу, пугает вас победа.
А я победе всякой рад.
За ней придёт другая следом,
Когда раздавим Каганат.
Пока для боя сталь куётся,
Никто не победит славян.
И мёд для тех, кто зван, найдётся,
И меч – для тех, кто не был зван.
И раз мы – родичи кровями,
Повелеваю гордо жить.
И раз вы, вятичи – славяне,
То данью Русь должны крепить.
А вместо дани просьба будет:
К весне, лишь реки сбросят льды,
Вы мне постройте, добры люди,
Для войска русского ладьи.

И подарил коней соседям.
А сам с дружиной в лодки сел.
И плыл себе. И ставил сети.
И в оба, вроде, не глядел.
На боровах-порогах жирных,
Где душат русло берега,
Была застигнута дружина
Военной хитростью врага.
Запели стрелы печенежски,
Тела дырявя и борта.
Всплывали головы, как вешки,
С кривою судорогой рта.
На дно тянули щит и латы.
И меч выскальзывал с руки.
Но тут Ерёмины ребяты
Свалились с берега реки.
– Князь Святославе, вот так встреча! –
Кричал от счастья Еремей.
А тот затеял эту сечу,
Чтоб раздобыть степных коней.
Хоть враг хитер, да князь ловчее.
Привычно жертвуя собой,
С дружиной плыл он по теченью,
Навроде утки подсадной.

Вперед себя послал сороку,
Чтоб печенегам налегке
Она сболтнула ненароком
Про Святослава на реке.
Едва окрасили водицу,
Нагнали страху на язей,..
А тут Ерёма пригодился.
Да князь и сам не ротозей.
Ну вот и славно повидались.
В бою братаются скорей.
И для хазарских знойных далей
Добыли стойких лошадей.
Они в пыли жаровень южных
Не спотыкливы и легки.
Ещё сослужат русским службу
В походе дальнем степняки.
…И притопили печенега,
И вбили в камень берегов.
А Русь ждала большого снега
И волкодавов-холодов.

* *
Отправив в Киев Ярополка
Под Старой Руссой князь сидел,
И с Еремеем в споре долгом
На карту «пленника» глядел.
Тот обещал, что за Азовом
Он путь отыщет и слепой.
Но все ж последним было слово
За князем – светлой головой.
И от победы до победы
В часы раздумий и тревог
Пред ним распахивали Веды
Живую правду вечных строк.
Два языка – родные братья.
Он понимал санскрит сполна.
Близки «праматри» и «праматерь»,
Близки «васанта» и «весна».
Что было «ричью» стало «речью».
И «любх», конечно же – «любить…
Как близко сердцу бесконечно
Все то, что нужно защитить.
Была империя когда-то
На той земле, где правит он.
А нынче зубы Каганата
Вонзаются со всех сторон.
Казнят волхвов. Сжигают Веды.
И на мехах срывают куш.
Но ищут главную победу
В опустошеньи русских душ.
И все им чуждо, все им лишне,
Все топчут грязною ногой.
И арий-йог за связь с Всевышним
В обратном чтеньи прозван – «гой».
Во всем усмешка и презренье.
Над всем губительная спесь.
Но до иудопредставленья
О них уже витала весть.
Ещё не знали про Израиль
И о распятье из креста,
А Веды точно предсказали:
Идут гонители Христа.
Они рассеются по свету
Не от того, что травят их,
А потому, что звон монеты,
Прельщает их в руках чужих.
Иуде Тора запрещает
Среди своих обманом жить, –
И он с котомкой за плечами
Идет твой край опустошить.
Ведом своей судьбиной темной,
Скиталец жизни, раб мошны,
Все грабит в страсти неуемной –
От человека до страны.

…Вникая в таинства санскрита,
Князь знал: лишь был Христос убит,
Его слова амалекиты
Все переврали на иврит.
Вот потому-то Святославе,
Премного огорчая мать,
Считал на Библию не вправе
Ученье Ведов променять.
Но все приспешники Талмуда –
Враги Христа – его враги.
Их тень брела за ним повсюду,
Везде - их тайные шаги.
И понял князь в раздумье долгом,
Что бьют они чужим копьём.
И даже грозный Македонский
Пытался выжечь их огнем.

Спалил им трон в Бухарском царстве.
Они пустили глубже яд.
И Каганат возник в Прикаспье.
Что дальше?.. Русский Каганат?
Нет! Русь ведическую снова
Князь видел в силе и любви
От Индии – до льда морского,
От Немана и – до Оби.

* *
По звонким зимникам обозы
Ползли до южной стороны.
В лабазы крепкие в морозы
Зерно ссыпалось до весны.
Как только наст отпустит, кони
Рванут по талому снежку.
Поводья врежутся в ладони.
Завоет ветер на скаку.
И птицы ринутся на север.
Но размахнув прощальный круг,
Славянский сокол вихрем серым
За войском пустится на юг.
Князь мыслил окскими ладьями
Нахлынуть с паводком в Итиль,
Да так, чтоб конница с дядьями
Успела в срок туда прийти.
Ну, а пока дубасит стужа
На окнах бычьи пузыри.
И занавески снежных кружев
В борах срывают глухари.
И краснофакельные белки
Сжигают шишки по верхам.
И соболя в летящем беге
Несут блестящие меха.
И волчий хват оленьи ноги
Сечет, как лезвие меча.
И потревоженный в берлоге.
Топтыгин рявкнул сгоряча.
И день охотничий сустатку
Присел у дымного костра.
А ловчий нукает лошадку,
Не напоённую с утра.
Секач устал играться в прятки.
И смерть таится на клыке.
Но от дубовой рукоятки
Тепло добычливой руке.

Одёжа вымокла от пота
И задубела на бегу.
И чертит зимняя охота
Мохнатой лыжей на снегу.
Опять луну навыли волки.
И кони дремлют на ногах.
А день, скатившийся за елки,
Уносят лоси на рогах.
Но след горячий душу мает.
Парит в клубах дыханья жар.
И на разрыв собаки лают,
Поставив зверя под удар.
И промысловая ватага
Спешит на лай, паля огонь.
Уже плетутся лоси шагом,
Изнемогая от погонь.
Во мраке стрелы, как слепые.
Зато по месту бьёт копьё.
Метель дымит мучною пылью.
И где-то манит зимовьё.
Но зарубаются в чащинник
И сунув лапник под бока,
Храпят усталые мужчины
У смолевого огонька.
Крадутся лисы на приваде.
И в кроны падают ветра.
А князь в огонь бревно приладил,
Чтобы топилось до утра.
Его томит одна забота:
Накрыть на Волге войску стол.
По всей Руси идет охота:
Кто вялит мясо, кто – в засол.

И только светом зарябило,
Уж он, кострище распаля,
Вострил крученую рябину
И обжигал её с комля.
И остроухих медвежатниц
С собою свистнув, шел туда,
Где под угор берлога жалась,
Парком оплавив корку льда.
Восставший зверь взорвался снегом
И лайку лапой раздвоил.
Дразня его коротким бегом,
Охотник жжёный штык таил.
Спиной стоял – для разворота –
С острожиной наперевес.
Медведь от злобы и зевоты
Будил матерым рыком лес.
Пробил в валежнике засеку.
Сугробы бурой грудью рвал.
И настигая человека,
В прыжке всё тело распластал.
Но витязь, дело крепко помня,
Загнал рогатину под дых.
И зверь терзал кору на комле,
От ран слабея ножевых.
Крученый ствол хрустел и гнулся.
Медведь на выдохе осел.
От шерсти княже отряхнулся.
А тут и ловчий подоспел.

На лошадей вязали мясо.
Пришли под вечер в зимовьё.
Стояла девушка у прясла.
И Святослав спросил её:

– Откуда ты в глуши урочищ
С красой нездешнею взялась?

И за неё ответил ловчий:

– Она – цыганка, светлый князь.
Когда река в морозы встала.
Их табор угодил в беду.
И вот она, как мне сказала,
Одна спаслась на тонком льду.

Дивятся стражники на бабу.
И сам таких не видел князь.
– Была бы русской, я сказал бы,
Что ты в рубашке родилась.

И на скаку нагнувшись ловко,
Он подсадил в седло её.
Она порхнула в шубке лёгкой.
И убежала в зимовьё.
И князю мёду подавала.
И шла к победе красота.
И жаром каменка пылала,
Дивясь на танец живота.

А други хлопали в ладоши,
Усы крутили до виска.
Деревьям легкую порошу
Стелили на ночь облака.
И сокол спал на низкой ветви,
Уткнувшись клювом под крыло.
За вепрем шел олень на вертел.
И тут Ерёму принесло.
Ввалясь в избу,.. он вжался в стену,
Забыв, что думал про запас.
В него в упор хазарским пленом
Дохнула бездна черных глаз.
Он молча сел у двери с краю
И видел с сумрачной тоской,
Как слабость женская играет
Беспечной силушкой мужской.
Уже он чуял гибель князя:
Вот, чешуёй монист звеня,
Змея хазарская вылазит,
Шипя, из черепа коня.
Он дверь открыл, умылся снегом,
От наважденья излечась,
И понял, что страшней набега
Вот эта женщина сейчас.
Отравленный гетерным блефом,
Не ведал князюшко спьяна
Что с иудейкою Марефой
Его венчает Сатана.
Зато на страже был Ерёма –
Сионских происков знаток.
Когда сморила князя дрёма,
Он девку сгрёб за локоток.
Хмельную радость Святослава
Босую вывел на пустырь.
И там с плеча и с полным правом
Перекрестил мечом Эсфирь.

* *
Шумел Азов в Босфоре узком
И предвещал то жизнь, то смерть,
Сливался в шторме с морем Русским,
Что с горя начало чернеть.
Текли невинной крови реки
Под хищным взглядом хазарят.
И на пути варягов в греки
Вставал разбойный Каганат.

То Крым мертвел под Херсонесом.
То под Саркелом Дон бурлил.
То диким полем, темным лесом
Лихой кистень наотмашь бил.
Но Русь себя оберегала,
Крестом ведическим грозя,
Злоумный промысел кагала
На дальних подступах разя.

Весенние худые волки
Ещё в степи кидали шерсть,
А конница сбегалась к Волге –
Мечей да копий тысяч шесть.
Да пики подпирали небо.
Кинжалы ждали крепких рук.
Степные кони печенегов
Рвались под нашими на юг.
По брюхо вязли в хляби талой.
Болото хлюпало в губах.
Но силы русичам хватало,
Чтоб выносить их на горбах.
И от приказа до приказа,
От кедров до степных берез
И до последнего лабаза
Пророс рассыпанный овес.
Бил вороной под воеводой.
Ерёму сивый конь крутил.
А Святослав дорогой водной
По Волге с войском плыл в Итиль.
Он знал иудину повадку –
Искать повсюду дураков.
Других толкнет иуда в схватку,
А сам – в кусты и был таков.
И надо взять врага клещами –
Накрыть и степью, и водой.
В бортах уключины пищали.
И месяц плавал молодой.
Трубила ночь гусиным клином.
И выходя из берегов,
Сплавляла вешняя стремнина
По Волге русских мужиков.
Кто – от сохи, кто – от ремёсел,
От верных жён, от жарких изб
Они неслись на крыльях вёсел
Стереть с земли иудаизм.

Просторы мыло половодье
И полоскало облака.
За обновление в природе
Шумела быстрая река.
Её разлив и воля русов
Под бравым знаменем весны,
Должны забивший устье мусор
Смести усилием войны.

Попутный ветер парусился.
И берегла ладьи вода.
Заря разглядывала лица,
Чтобы запомнить навсегда.
Бывалый воин, волос в проседь.
Загадку взялся загадать:
– Весною, летом или в осень,
Когда сподручней помирать?
– В последний путь собраться просто, –
Ему ответили с кормы.
– Но всё же лучше по морозцу,
Чтоб мух в дороге не кормить.

Ладьи от хохота скрипели.
Шугая птичий перелёт.
В студеных волнах вёсла пели
О том, что кто-то не придёт.
И степь обнимет на чужбине.
И в травы вытекут глаза…
В молитвах и слезах обильных
Глядела Ольга в образа.
И на душе её светало.
Она молилась ночи, дни…
«…Отца и Сына, и Святаго…»
…И в берег сунулись ладьи.
И к пешим конница примкнула.
И снова войско - в кулаке.
И прислонясь к заросшим скулам,
Обнялись братья на реке.
И крылья сокола косые
Мелькнули в туче грозовой.
…А Русь не знала, что Россия
Сегодня вспомнит этот бой…

Копьё в песок уткнув указкой,
Князь план довел до воевод…
– …А Еремей отрежет Каспий,
Чтоб не ушел галерный флот.

И не нарвавшись на засады,
Полями, что в рабах пахал,
Ерёма со своим отрядом
До устья скрытно проскакал.
И бил стрелой. И резал глотки.
Не оставлял следов и тел.
И в ураган в рыбацких лодках
К Итилю с моря подоспел.
Хлебнули волжской шири други.
А мореходу – нипочём.
Топили ратники кольчуги
И плыли к берегу с мечом.
И на отваге самых верных
Ерёма в порт влетел с волны,
Чтобы с цепей гребцов галерных
Спустить на племя Сатаны.
А ночка мазалась, как сажа.
Колол кинжал на крик, на звук.
И за бортом тонула стража.
И опадали цепи с рук.

Когда рассвет плеснул лучами,
И у ворот костёр погас,
Гонец доставил итильчанам
Привет Руси: «Иду на вас!»
На крылья сокола косые
Кидалась рваной сетью мгла.
…И Русь не знала, что России
Вернут убитого орла.
Когда развенчанных героев
Сотрет расстрельная судьба,
Двуглавым чучелом прикроют
Прореху мёртвого герба…
А Русь не знала, но сражалась,
В потомков веря до конца.
То пот щипал глаза державе,
То кровь текла с её лица…

…Стучало в круп пустое стремя.
Тащила лошадь мертвеца.
И волновалась опереньем
Стрела под сердцем у гонца.
И взвыла степь славянским кличем.
И сшиблись в сече рать на рать.
Над пыльным смерчем копья свищут.
И кто – кого, не разобрать.
– Мы за отцов! – катилось валом.
– Мы за отцов! – звенела сталь.
И к горизонту уползала
В куски изрубленная даль.
Вкруг Святослава рваной раной
Зияла лютая резня.
Он вился в битве без охраны
На белом облаке коня.
Косил направо меч двуострый,
Налево резал полукруг.
Красиво и победоносно
Рубился князь с обеих рук.
То перехватывал поводья,
То – рукоятку налету.
Глаза пылали исподлобья.
Кольчуга плавилась в поту.
Любил он бой самозабвенно.
Но если что не так в бою,
То крыл с припевкою военной
Не «мать твою», а – «рать твою».
В крови тонул копытный цокот.
И ворог милости просил.
Сверкал на русских шлемах сокол
С герба ведической Руси.
Булатным сполохом обвитый,
Князь зарубался в ближний бой,
Но всю при этом видел битву
И войско радовал собой.
За ним дружина острым клином
Хазар до сёдел рассекла.
К исходу дня наполовину
Победа нашею была.
И взят Итиль. И смята свита.
Но где оно, иудовьё?
Щиты со звездами Давида
Пронзает русское копьё.
А за щитами-то хазарин,
То бедный ас, то осетин... –
На веру чуждую позарясь,
Они ложатся, как один.
А тем, кто жив по доброй воле,
Хохочет в спину иудей,
Который никогда, как воин,
Не бился на земле своей.
А за чужую и подавно
Он кровь не станет проливать.

Источник: http://litzona.net/show_93.php